Александр Шморель

Теперь я в подробностях опишу, как состоялся наш обмен мнениями с проф. Хубером из Мюнхенского университета. Я познакомился с проф. Хубером примерно год назад в квартире Шоля. Я хочу поправиться, что эта первая встреча могла произойти на улице. Ранее я никогда не слышал от Шоля, что они были знакомы друг с другом. С тех пор я встречался с проф. Хубером раза три. Один раз проф. Хубер был у меня дома, чтобы поговорить со мной о литературных делах. Эта встреча определённо не служила никаким политическим целям. Во время этой встречи у меня дома присутствовал также Ганс Шоль. Мне кажется, я припоминаю, что эта встреча могла состояться летом 1942 г. С тех пор, как я вернулся с Восточного фронта, по настоящее время я встречал проф. Хубера раза два в квартире Шоля. Во время этих встреч мы, разумеется, говорили также о военных и политических вещах. При этом мы выяснили, что проф. Хубер был не согласен с некоторыми современными вопросами национал-социализма. Эта информация позволила нам намекнуть проф. Хуберу, что мы уже летом 1942 г. изготовили и распространили антигосударственную листовку «Белая роза». В этой связи мы в общих чертах поговорили об изготовлении и распространении антигосударственных листовок, не говоря при этом проф. Хуберу о том, что мы в настоящее время опять собираемся заняться изготовлением и распространением таких листовок. Несмотря на то, что мы высказались в этой связи недостаточно четко, проф. Хубер смог бы в случае возможного появления новых антигосударственных листовок предположить, что авторами и распространителями являемся мы с Гансом Шолем. Во всяком случае, проф. Хубер, услышав наш намёк, обратил наше внимание на опасность изготовления и распространения антигосударственных листовок и предостерёг нас от этого. Мы с Гансом Шолем были уверены, что проф. Хубер будет хранить молчание о наших намёках. Эта встреча в квартире Шоля состоялась где-то 4 недели назад.

Я принимаю к сведению, что во время только что состоявшейся моей очной ставки с Вилли Графом он заявил, что не принимал участия в изготовлении и распространении нашей последней листовки «Сокурсницы! Сокурсники!», а также не принимал участия в наших ночных акциях по нанесению лозунгов. Я полностью подтверждаю верность своих показаний в отношении Графа, сделанных мною вчера.

Листовка «10 лет национал-социализма» мне неизвестна. До настоящего момента я ничего не знал о существовании такой листовки и потому не могу дать никаких существенных показаний об авторах и распространителях этого антигосударственного печатного издания.

Мне предъявлен жёлтый конверт, на котором от руки написан адрес «Господину д-ру Хальму, Мюнхен 1, Баварская Государственная библиотека, Людвигштрассе». Сообщение о том, что в этом конверте 3.7.42 г. по почте была переслана антигосударственная листовка «Белая роза», я более подробно прокомментировать не могу.

На выдвинутое против меня обвинение в том, что примерно в середине февраля 1943 г. на трамвайной остановке Ментершвайге я сорвал агитационный плакат военных формирований СС, могу пояснить, что в этом случае я не могу рассматриваться как виновник. Уже 18 месяцев я не езжу на велосипеде (тогда у меня украли переднее колесо от велосипеда), а передвигаюсь исключительно на трамвае. Эти сведения могут быть в любой момент проверены у моих родителей или у имеющейся домработницы. В этой связи должен признаться, что в доме моих родителей говорят почти только по-русски.

Проф. Мартина я вообще не знаю. О том, что объявлено о моём розыске, я при возвращении в Мюнхен 24.2.43 г. ничего не знал. Где в настоящее время могут находиться Кристоф Пробст и брат и сестра Ш о л ь, я не знаю.