Александр Цыбулевский. Поэтика доподлинности

Ущерб еще и в том, что вы пренебрегаете условной природой искусства. Искусство условно, условно – не забывайте об этом. Вы слишком доверяете впечатлению, производимому первой реальностью, – она поэтому иногда не превращается во вторую, которая становится уже фактом искусства. Понятно я говорю? // –… // – Скажем, – шарманка. Но, может статься, для второй реальности нужно будет сказать, что это скрипка».

Цыбулевский сознавал преодолимость своей поэтики доподлинности и, возможно, хотел бы относиться к ней как к этапу. В следующей за «Ущербом» прозе «Лекция» он выражается гораздо категоричнее:

…И, второе, вот что еще нужно. Я думал, нужна доподлинность, не подлинность даже, а именно доподлинность. И ошибался… Что же нужно? Нужна достоверность. // Пример достоверности из Ахматовой:

Муза ушла по дороге
Та-та-та-та крутой,
И были смуглые ноги
Обрызганы крупной росой.

«Муза ушла по дороге» – вы скажете – это достоверность фантастическая. Не знаю, знаю лишь, что достоверно и с большей достоверностью не слышал ни о чем…

Что ж, эти мысли, их ход и поступь с убедительностью свидетельствуют об эстетическом росте и нераскрывшихся возможностях Александра Цыбулевского: поэт шел к себе, дорастая до себя, грозился перерасти.

От доподлинности к достоверности – вот намеченный, осознанный, но не пройденный им путь…

Лицо поэта

Но как бы то ни было, и из стихов, и из прозы на нас смотрит умное, слегка насмешливое лицо – лицо поэта, так рано ушедшего.

Лицо поэта, воспринявшего и несшего многие высокие традиции прекрасной русской поэзии, примешивая к ним краски из грузинской поэтической палитры.

Лицо поэта, почти неизвестного широкой читательской публике, но, полагаем, родного и нужного ей:

Карниз, кивок, каприз, балкон –
Все это далеко, в Тбилиси,
Где средь скамей на самой выси
Скамейки не находит он.

Что ж, улетай, взмахнув плащом.

Лети, но нет и нет прощенья…
Пусть трижды перевоплощен
Ты чудом перевоплощенья –

Все та же быль во всем видна,

Нет лишь слезы –  чужой, горючей:
Машина времени горючим
На весь отрезок снабжена…

 Замри, хранительный инстинкт,

 Изведай прибыльную убыль.
 Возвышенно поет тростник
 И шепчут шепчущие губы:

 Самим собой не будь, не будь,

 Сверни житейские хоругви –
 Рассеянным и близоруким
 Переходи трамвайный путь.

Павел Нерлер

Критическая проза

Высокие уроки. Поэмы Важа Пшавела в переводах русских поэтов

Введение

Великий грузинский поэт Важа Пшавела уже стал тем явлением мировой поэзии, без которого она немыслима. Имя его звучит наравне с самыми громкими именами, чье влияние и значение далеко переступают границы собственной родины. Отмечавшееся в 1961 году во всех странах по решению Всемирного совета мира столетие со дня рождения Важа Пшавела – заслуженная дань его гению. Это широкое призвание имеет не менее важный интимный аспект: постепенно, исподволь входит Важа Пшавела в жизнь отдельного человека и уже не покидает ее; в силу фактического бессмертия он передает ей свою частицу… Тут первостепенно какое-то редчайшее счастливое соотношение, пропорция – биографии, личности, судьбы и творчества…