Александр Великий. Дорога славы

   — Над лагерем, у излучины реки, залегают пласты водонепроницаемой сланцевой глины: это своего рода подземное продолжение Соляного хребта. Если прорыть канал к подножию кряжа, в низину, вода, во всяком случае значительная её часть, отойдёт туда. Что касается рабочей силы, то мы располагаем пятьюдесятью тысячами одних только солдат, не говоря о кормящихся при армии местных жителях и всяческом сброде, которого наберётся никак не меньше. Наша сокровищница в состоянии выдержать необходимые расходы. Лошадей и мулов у нас около двадцати тысяч. Да что там лошади, у нас есть даже слоны. Конечно, работы предстоит много, и работы тяжёлой, но не требующей особого умения, а значит, привлечения большого количества специалистов. Для рытья канав и установки крепления требуются не светлые головы, а лишь крепкие руки да спины. А как только мы повернём исток реки в канал, она сама устремится дальше, промывая себе новое русло в указанном нами направлении. Большую часть работы река проделает за нас.

На лицах иных из моих советников появляется скептическое выражение, и инженер при виде такой реакции улыбается.

   — Из того, что никому прежде не удавалось совершить нечто подобное, вовсе не следует, будто это невозможно. Во всяком случае, я не вижу оснований, почему бы не попробовать. Спору нет, идея безумная, но как раз такая, какой можно увлечься.

   — Напряжённый труд благотворен с точки зрения поддержания боевого духа и дисциплины, — подаёт голос Птолемей. — Если солдат не сражается, его нужно занять работой, чтобы на ворчание да сетование у него не оставалось ни сил, ни времени.

   — Мне это нравится, — говорит Кратер. — Это мы атакуем реку, а не она нас.

Эвмен, мой военный советник, отмечает ещё одно преимущество данного плана:

   — Армии необходимо нечто масштабное, способное захватить воображение. Как говорил Перикл: «Великие подвиги и тяжкий труд».

   — А ещё, — добавляет Пердикка, — это заткнёт рот «недовольным».

Он предлагает поручать этому отряду самые ответственные задания.

   — Отлынивая, эти смутьяны уронят себя в глазах товарищей, а работая честно, с полной отдачей, позабудут о своём нытье.

Гефестион предлагает воодушевлять людей с помощью соревнования: устанавливать задания для отдельных подразделений и награждать тех, которые выполнят их первыми.

   — А можно установить норму, например, сколько локтей земли положено освоить, скажем, за шесть дней. Подразделение, уложившееся в пять, получит лишний день отдыха.

Кратер считает разумным установить и главную награду за конечный результат.

   — Тогда подразделение, выполнившее шестидневное задание досрочно, продолжит трудиться добровольно, чтобы сохранить преимущество над соперниками.

Я сообщаю моим товарищам, что собираюсь послать в Экбатаны за деньгами. Главная сокровищница, сто восемьдесят тысяч талантов золота, находится там, и мне кажется разумным использовать тысяч тридцать на выплату жалованья, призов и наград. А что думают они?

Птолемей высказывает одобрение.

   — Присутствие в лагере больших денег воодушевляет людей.

   — Даже сильнее, чем присутствие женщин, — соглашается Пердикка.

   — Это потому, что, имея деньги, можно получить и женщин, — смеётся Кратер.

Все полководцы высказываются одобрительно: присылка денег — это всё равно что прибытие подкрепления. Золото являет собой такую же силу, как и войско. А новая сила — это новый рывок вперёд.

Однако Ворона, молодой командир, назначенный мною в отряд «недовольных», выглядит уныло. Я знаю, что он огорчён поданным отрядом общим прошением и считает, что не оправдал возложенного на него доверия, но сейчас, похоже, его тревожит нечто иное.

   — Что у тебя, друг мой? Говори, не робей.

   — Я подумал о том, царь, что, если ты пошлёшь за золотом, не стоит об этом объявлять. Пусть это будет тайной.

Все наперебой заявляют, что сохранить такое в секрете всё равно не удастся. По лагерю поползут слухи.

   — Вот и хорошо. Пусть люди собирают слухи, это повысит их интерес к происходящему. Каждому лестно почувствовать себя причастным к тайне, не говоря уж о том, что слухи могут быть сколь угодно преувеличенными. Люди будут распалять своё воображение, а это только на пользу делу.

   — Клянусь Гераклом, — восклицает Птолемей, — этот молодой человек не на своём месте.

Он имеет в виду, что его необходимо повысить в чине.

Все смеются.

Я вижу, что Матиас тоже горит желанием высказаться по обсуждаемому вопросу.

   — А что у тебя? — спрашиваю я и слышу в ответ предложение послать за ваятелями, дабы те увековечили это великое свершение и высекли на каменных берегах рукотворной реки изображения и надписи, восхваляющие её творцов.

   — Здешний зной превратит земляные работы в сущее мучение, — говорит он, — но всякий раз, когда измождённые люди поднимут очи и увидят впечатляющие образы, их будет вдохновлять осознание того, что эти рельефы переживут столетия и увековечат их тяжкий труд. Далёкие потомки смогут прочесть: «Здесь люди, ведомые Александром, повернули могучую реку в новое русло».

   — И чьи образы ты предполагаешь там запечатлеть? — интересуюсь я.

   — Прежде всего твой собственный лик, о царь. И ещё, конечно...