Но, увы, исправить уже ничего нельзя. Ни золото, ни почести, ни святая месть тем, кто совершил это надругательство, ни даже уничтожение самой Персии не вернёт этим людям красоты и здоровья, не сделает их такими, какими они были и какими перестали быть по моей вине. Ни у кого нет сомнения в том, что армия должна немедленно развернуться и дать бой. Те из увечных, кто ещё способен передвигаться, обступают меня, требуя оружия: каждый готов биться левой рукой, в надежде хоть как-то посчитаться с извергами. Я, однако, вынужден отказать. Из опасения, что эти озлобленные, отчаявшиеся люди уже утратили желание жить, а потому будут искать в бою только смерти и рваться вперёд с яростью, грозящей нарушением строя и боевого порядка.
За плечом я ощущаю своего даймона. Увы, я подвёл и его. Своей дерзостью. Самоуверенностью. Торопливостью.
Мой командный пункт в Мириандре находится над узким заливом в форме полумесяца. Местные жители — мужчины, женщины, даже дети — высыпали к берегу, чтобы помочь нашим увечным товарищам подняться к своим домам, которые они предложили несчастным в качестве прибежища. Многие, чтобы вынести воинов с пляжа, используют вместо носилок собственные постели. Я созерцаю это скорбное зрелище с косогора. Парменион стоит рядом со мной, Кратер и Пердикка спешно поднимаются наверх. Птолемей и Гефестион скачут ко мне верхом. Сотники, десятники, простые солдаты обступают меня, лица их искажены гневом и скорбью.
— Веди нас, Александр! — восклицают все в один голос. — Веди нас на этих извергов!
Мы находимся у Исса, слева от нас плещется море, справа начинаются предгорья. Выступив в сумерках прошлым вечером, армия совершила стремительный бросок вдоль побережья, вернувшись на север тем же самым путём, которым два дня назад ушла на юг. В полночь мы достигаем Столпа Иона. Я приказываю солдатам урвать среди скал и утёсов несколько часов сна, с тем чтобы произвести общий подъём на «армейском рассвете», то есть примерно часа за два до рассвета настоящего. Когда светает, мы уже спускаемся на равнину. Я держу пехоту впереди кавалерии, чтобы быстрые подразделения не обгоняли медленные. Царские копейщики рассредоточиваются впереди в качестве разведывательного авангарда. Кроме того, я выслал вперёд и три летучих отряда из самых крепких молодых парней на лучших скакунах. Их задача состоит в том, чтобы добыть мне пленных для допроса. На войне слишком многое может зависеть от мелочей, и я не вправе упустить ни одной из таковых. Всю ночь я терзался страхом, что Дарий превзойдёт меня в тактической хитрости. Вдруг лазутчики или доброхоты из числа местных жителей донесли ему о продвижении наших войск к югу с намерением атаковать его и он, сумев перегруппировать войска, уже бросил их нам навстречу в полной боевой готовности? Возможно ли это? Неужели это правда? Есть один вопрос, на который у меня до сих пор нет ответа. Почему мой враг вывел своё огромное войско, предназначенное для ведения боевых действий на широких пространствах, с идеально подходившей для него позиции и перебросил сюда, в теснины прибрежных холмов, затрудняющие использование численного преимущества?
Спустившись со Столпа, я получаю ответ. Среди тех, кто находился в разгромленном Дарием полевом лазарете, был парнишка-конюх по имени Ясон. И вот пятисотенный и сотник, которым он успел поведать об увиденном, приводят его ко мне. Старший командир с похвалой говорит, что во время страшной резни паренёк не только не потерял головы и не ударился в панику, но в сумятице кровавой бойни постарался вызнать о персах как можно больше.
— Но как? — интересуюсь я у паренька. — Как ты это делал?
— Я просто подходил то к одному, то к другому и расспрашивал, что к чему. Эти сыновья шлюх не видели во мне солдата: они приняли меня за неотёсанного местного сопляка. Я сумел выяснить, откуда они пришли, по какому пути и куда направляются.
— И что же подвигло тебя на это? — спрашиваю я.
— Так ведь ясно же было, о царь, что тебе эти данные пригодятся.
Из рассказа паренька выходит, что Дарий не имел ни малейшего представления о броске нашей армии на юг и полагал, будто наши силы по-прежнему сосредоточены на севере, у Мала. Персы решили атаковать нас так же, как и мы их, пребывая в том же неведении. Иными словами, мы оба, и я и Дарий, совершили одну и ту же ошибку.
— Дитя, — спрашиваю я, — ты умеешь ездить верхом?
— С тех пор, как научился ходить.
— Тогда, клянусь Зевсом, теперь ты будешь кавалеристом.
Я велю Теламону подыскать парнишке резвого скакуна, сбрую, оружие и доспехи.
— А сегодня вечером, Ясон, когда мы станем праздновать победу, ты будешь сидеть в царском шатре.