Меня заботит всё: уксус для очистки воды, сало, чтобы смазывать ступни. Клянусь Зевсом, если я услышу о том, что солдат не может идти из-за того, что стёр ноги, я заставлю его ползти, подтягиваясь на руках.
Теперь я провожу совещания с высшими командирами по три раза в день, а спать ложусь два раза в сутки: на два часа днём и на час ночью. Буцефал стоит наготове возле моего шатра, а мой конюх Эвагор держит всё моё боевое снаряжение под рукой. В сложившихся обстоятельствах основная моя роль сводится к тому, чтобы внушать солдатам уверенность. Стоит мне появиться, и люди не сводят с меня глаз. Я изгоняю страх, и благодаря моим усилиям страх отступает. Две ночи подряд после проведения всесторонней проверки я разъезжаю вдоль строя, оставаясь на виду у людей. Кажется, мне удаётся поднять их дух, но тут, как назло, тьма сгущается и луна исчезает с неба. Затмение.
— Только этого нам и не хватало! — бушует Кратер, видя, как ветераны двадцати кампаний жмутся в кучки, уставившись на небо и суеверно бормоча какие-то вздорные заклятия. Следует ли нам, уподобляясь школьным наставникам, распинаться перед солдатами, разъясняя им особенности астрономических корреляций луны и солнца?
— Приведите этих египетских дармоедов! — орёт Кратер, имея в виду жрецов-прорицателей. — Клянусь гривой Аида, им лучше состряпать для всего этого какое-нибудь подходящее объяснение!
Египтяне понимают, насколько серьёзно он настроен, и действительно что-то придумывают. Что именно, я уже не помню. Какую-то бредятину насчёт того, что персы — это луна, а мы — солнце. Объяснение так себе, но страх оно приглушает. На время.
— Лучше бы им не застаиваться, в движении в голову лезет меньше глупостей, — указывает Теламон.
Я с ним согласен. Движение ускоряется.
Пот, скорость, действие — вот наилучшие противоядия против страха.
Но на сей раз они не срабатывают. В шестистах стадиях к югу, на скрещении торговых путей у местечка, именуемого Арбелы, разведчики обнаружили базовый лагерь персов. Как доносят патрули, армия Дария уже покинула его и ушла на двести стадиев дальше, за реку, именуемую Лик — Волчья река. Там простирается обширная равнина, известная под названием Гавгамелы. Персы подготавливают почву. У них две сотни серпоносных колесниц и пятнадцать индийских боевых слонов.
Разведчиков, прибывших с этими донесениями, я помещаю под домашний арест с приказом не выпускать даже помочиться: делается всё, чтобы предотвратить распространение способных породить панику слухов. Однако, несмотря на все меры, они всё равно просачиваются.
Армия напугана затмением и вымотана этой вонючей пустыней. Впечатление такое, будто мы пересекаем гигантскую раскалённую жаровню. Нет ничего живого. Люди начинают задумываться о том, уж не забрели ли мы в ад. Над Гавгамелами высится холм, именуемый Телл-Гомел, или «Верблюжий горб». Наши войска размышляют над этим названием, пытаясь истолковать его значение. Несёт ли оно нам удачу? Предвещает ли погибель?
Я спрашиваю Теламона, чего, по его мнению, боятся люди.
— Ты сам знаешь, — говорит он.
Но я не знаю.
— Успеха.
Как это может быть?
— С ним сопряжено неизведанное, — продолжает мой ментор. — Ибо, достигнув этой победы, наши силы окажутся там, где не бывала ни одна армия во всей истории. Люди страшатся этого, страшатся неведомого. А тебя, Александр, провозгласят...
Чёрный Клит подъезжает и останавливается рядом, с ухмылкой глядя на невозмутимого Теламона.
— О каких диких фантазиях, — осведомляется он, — ведёт речи наш философ сегодня?
Я улыбаюсь:
— Он предсказывает победу.
— Для этого нет нужды быть философом! — смеётся Клит и уносится прочь.
Колонна продолжает путь. Небо впереди и позади нас затянуто чёрным дымом устроенных противником пожаров. Воздух полон запахом гари, повсюду зола и сажа. Горы к востоку скрылись во мраке. И из-за этой сумрачной завесы доносятся пугающие звуки. Мы слышим перестук призрачных копыт, слышим странные, нечеловеческие голоса. Здесь даже сама почва коварна и непредсказуема. Топнув посильнее, ты пробиваешь спёкшуюся корку, и наружу бьёт фонтан едкого соляного раствора. Подобные струи попадают в лицо: губы у людей трескаются, щёки покрывает белёсый соляной налёт. Из-под конских копыт взметается тяжёлая сероватая пыль, которая поднимается до пояса человека. Колонна тащится сквозь это пыльное облако. И наконец, на второй день пополудни случается то, чего страшатся все командиры.
Паника.
С колонной происходит что-то странное. Что именно, никто не знает. По одному, по двое солдаты отделяются от своих товарищей и обнажают оружие. Ещё несколько мгновений, и они в ужасе и остервенении набросятся друг на друга.
— Колонна, стой!
Прежде чем армия останавливается, проходит вечность. Но она останавливается.
— Оружие на землю! — звучит следующий приказ. И снова время едва движется: приказ должен пройти по всему растянувшемуся на стадии походному строю. Наконец последний солдат кладёт оружие на землю у своих ног.
Армия приходит в себя.