Александр Великий или Книга о Боге

Когда Демосфен заявлял: «Не думайте, афиняне, что подданные Филиппа радуются тому, что радует его самого. Совсем наоборот – он стремится к славе, они же – к своей безопасности. В то время как он старается достичь цели, пренебрегая опасностью, они не хотят, чтобы их отрывали от дома, детей, родителей и жен…»; и когда он утверждал: «Не только в стане союзников Филиппа, которых он подозревает в измене, царит недовольство, но и в его собственном царстве нет единства и согласия, о котором столько говорят», – то он был не так уж далек от истины, и Филипп это знал. Довольно неприятные новости доходили до него даже из Македонии, где он прославился благодаря своим прошлым заслугам. Он правил страной уже девятнадцать лет, однако одиннадцать лет непрерывных – пусть даже и победоносных – войн не могли не утомить даже победителей. Филипп понимал, что в представлении своих подданных он, должно быть, превратился в далекий призрак, требующий себе все новых и новых воинов, которые никогда не возвращаются назад; он понимал, что нужно вернуться в Пеллу, чтобы в течение нескольких месяцев приструнить недовольный народ, успокоить его, а кое-кого и покарать. Но он не мог решиться отступить от Перинфа и следующего за ним Византия, не взяв их, потому что тем самым он признал бы свою первую неудачу. Нужен был кто-то, кто представлял бы некоторое время его власть в Пелле. А кто мог сделать это лучше, чем наследник престола, если, конечно, он был к тому способен? Вскоре Александр понял, зачем вызвал его Филипп. Пока Александр был в войсках, отец постоянно держал его подле себя, когда исполнял царские обязанности и, чтобы испытать его, все время спрашивал: «Как бы ты поступил в этом случае? Что, по-твоему, нужно сделать?».

И всякий раз Александр поражал его здравомыслием и зрелостью суждений. Филипп решил, что не стоит больше ждать, чтобы применить способности своего отпрыска, и через несколько недель отправил его обратно в Македонию, наделив полномочиями регента.

Возвращение Александра было пышно обставлено: слух о его отваге опережал его, и к миссии своей он отнесся весьма ответственно. Он расположился во дворце, из которого выходил всегда в сопровождении матери – никогда она столь полно не ощущала себя царицей, как в те месяцы.

Филипп часто глумился над ней при людях; теперь, находясь при сыне, она брала реванш. Черный Клит, руководивший первыми шагами Александра и бывший его первым приятелем в играх, стал начальником его личной охраны. Мы с Аристотелем сделались советниками молодого регента.

С новым правителем люди всегда связывают новые надежды. Македонцы имели все основания полюбить шестнадцатилетнего царевича. Сразу вспомнились предсказания, связанные с его рождением. Хотя никто и не мог проникнуть в глубину тайны, тем не менее, все были уверены, что тайна существует. Всюду – от самых богатых домов до беднейших лавок – говорили об этом. Возникший интерес пробудил старые воспоминания; исходя из услышанного, каждый высказывал свое мнение. В зависимости от отношения к Филиппу, Александра считали то похожим, то совершенно не похожим на него. От дворцовой служанки стало известно, что соперничавшие между собой, но объединявшиеся против Обимпиады наложницы отказывают царю в отцовстве по отношению к юноше. Все это окутывало его покровом тайны.

Во время его краткого регентства Александру представилось два случая укрепить свой авторитет. Вначале прибыло посольство персов, которые вели переговоры с Филиппом по поводу колоний на Геллеспонте. Александр их принял.

К тому времени он уже много думал о Персии, мысль о ее могуществе неотступно преследовала его. Он знал, что персы повсюду искореняют веру в Амона; кроме того, Аристотель, который не мог простить Великому Царю смерти своего благодетеля и шурина, тирана Гермея, воспитал Александра в ненависти к Персии. И, наконец, его вдохновляли идеи Исократа. Если Филиппу не удалось свершить то, что было предписано ему Исократом, если он не смог собрать воедино греческие государства, чтобы направить их силы на разрушение «азиатской империи», то он, Александр, выполнит этот завет и покроет себя славой.