Александр Великий или Книга о Боге

Калликсена знала разных мужчин, в том числе и девственников: и дрожавших, и падавших в обморок, и хвастунов, и таких, что кидались в пучину удовольствий, как в битву, и стыдливых, стеснявшихся света, и тех, что доверчиво шли в объятия, словно ребенок к матери. Но она никогда не видела такого высокомерного, безразличного к ней юноши: он шагал из угла в угол и говорил как бы для самого себя, не завершая фраз – так, будто она была недостойна их слышать. Она предложила раздеть его – он разрешил ей это. Она разделась сама; он посмотрел на нее, как смотрят на посторонний предмет. Она притянула его на край постели, взяла его руку, которую он пытался отдернуть, и положила себе на грудь. Александр предался думам, пытаясь найти опору в философских учениях, чтобы постичь это тело, так разительно отличающееся от мужского; он размышлял о двойственной природе вещей, о двух типах всего сущего во Вселенной – мужском и женском. Податливая мягкость и влажность женского тела мало его трогали.

Ночь истекала. Калликсена пыталась повернуть мысли Александра к поводу их встречи, расхваливала его тело, проводя рукой по мышцам, а он в это время описывал ей военные упражнения и доказывал, что метание копья способствует развитию поперечных мышц живота. Оскорбленная таким безразличием, она начала злиться: ее профессиональная честь куртизанки была поставлена под угрозу. Она стала более требовательной и, торопя события, воспользовалась всем своим знанием любовной науки, чтобы пробудить желание в этом молодом боге, все время болтающем и отстраняющемся. Однако куртизанка с трудом добилась своего, соитие было кратким и не удовлетворило ни его, ни ее. Александр с отсутствующим видом как бы наблюдал себя и женщину со стороны.

Калликсена получила от Олимпиады царский подарок. Однако прошли многие годы, прежде чем Александр снова приблизился к женщине.

V. Земли и цари

Всяким местом на Земле, как и людьми, управляют звезды. Поэтому у каждого человека, от ничтожнейшего до самого великого, есть предопределенные места: в одних он живет счастливо, в других может ожидать своей погибели. Одни места могут быть для него роковыми, другие – благоприятными, однако не всегда от его воли зависит избегать первых и оставаться во вторых.

Вот что сказано в поучении Асклепия по поводу царей: «Царь назван так, потому что одной ногой он опирается на высшую власть; он является хозяином слова, несущего мир. Поэтому часто случается, что само слово „царь“ обращает врагов вспять».

VI. Война демосфена

Филипп, окруженный заботами врачей, медленно оправлялся от раны в бедро, размышляя о своих неудачах на Геллеспонте. Он укорял себя за то, что не до конца следовал советам Исократа и вторгся на восток, бросив вызов Персии, до того, как объединил всю Грецию под своей властью.

В начале следующей весны Совет Амфиктионии снова попросил его помощи, на этот раз – против соседней с Дельфами Амфиссы, которая захватила земли, издавна посвященные Аполлону.

Дабы покарать горное племя и уладить дело о священном имуществе, Филипп с войсками прошел через Фессалию и Фермопилы и встал лагерем у Элатеи, на границе с фиванскими землями, в шести днях перехода от Афин.

Демосфен не преминул тут же выступить на агоре. На этот раз доводы, которые он столько раз приводил раньше, взяли верх. По его словам, Филипп, разорвав поддельный мирный договор, которым он дурачил афинян, движется на них лишь с одной целью – отнять их свободу.

Оратор Демад, бывший моряк, получавший деньги от Филиппа, – из чего он не делал тайны – на поддержку партии, ратовавшей за союз с Македонией, оказался в меньшинстве и был обвинен чуть ли не в пособничестве. Демосфен видел, что настал его звездный час. Решение о войне, к которой он в течение восьми лет каждую весну призывал, было принято внезапно, на волне энтузиазма. Однако Демосфен не ограничился призывами к родному городу: прибыв в Фивы, он придумал, что македонский посол находится в городе, чтобы добиться согласия о вступлении в будущую федерацию и обсудить план наступления на Афины. Он выступил на фиванской агоре, льстя беотийцам, используя все свое искусство, чтобы подкупить их, пугая опасностью, которой они подвергаются, придерживаясь нейтралитета, – и в несколько дней добился разрыва традиционного союза Фив с Македонией. Фиванцы, которые были готовы играть роль примиряющих посредников, оказались втянутыми в войну против всегдашнего своего союзника. Демосфен развивал все более кипучую деятельность. Он произносил речи, хлопотал, повсюду рассылал послов, пытаясь придать этой войне характер обороны Священной лиги. Эвбея, Акарнания, Корфу, Левкида, Ахайя, Коринф, Мегара, часть Пелопоннеса и далекий Византий присоединились к Аттике и Беотии, чтобы осудить Совет Амфиктионии и ее призыв к вторжению македонцев. Лишь Спарта и Аркадия не вошли в коалицию.