Александр Великий. Мечта о братстве народов

Когда после стокилометрового перехода войско добралось, наконец, до воды, из-за глотка протухшей влаги началась потасовка и резня. Те, кто пришли первыми, опрометью кинулись к луже, пили, не отрываясь, лежа на животе, — так что не могли подняться и оставались лежать, отравляя остатки воды. Резали лошадей, одну за другой, мясо жадно глотали сырым, пили кровь; затем настала очередь мулов, а потом и верблюдов. Их желудки были наполнены зловонной зеленой жидкостью, которую обезумевшие от жажды воины пили с жадностью. Повозки с больными женщинами и детьми остались без тягловой силы — это было равносильно смертельному приговору.

Когда войско попыталось укрыться в вади (высохшем русле реки), оно после муссонных дождей превратилось в грозный ревущий поток, сметающий все на своем пути: животных, оружие, палатки… Сотни людей, еще недавно погибавших от жажды, нашли смерть в воде. На смену жажде скоро пришел голод. Зерно, которое толкли в ступах, чтобы варить из него кашу или печь лепешки, было на исходе. Если кто-то находил в сумке мертвеца сушеный инжир, он мог считать, что ему невероятно повезло. Где же было продовольствие, прислать которое надлежало Аполлофану? И где же был сам Александр?

Он, державший в покорности множество врагов, не мог справиться с собственными воинами и вынужден был смотреть, как разрушается порядок, как солдаты не повинуются своим командирам, как в борьбе за выживание каждый надеялся только на себя. Когда в одном из бедных селений интенданты нашли спрятанное зерно, его погрузили на повозки, опечатали царской печатью и отправили на побережье, где строились продовольственные склады для флота. Едва повозки удалились на несколько миль, печати были сломаны и охрана во главе с командиром вспорола мешки.

Злая ирония судьбы заключалась в том, что пустыня, днем и ночью забиравшая все новых и новых людей, дивно благоухала. Очень сухой климат был благоприятен для роста миртовых кустарников, достигавших невиданных размеров; их смола дома ценилась на вес золота. Большую ценность представляли собой растения, из корневища которых добывали нард, использовавшийся для приготовления мазей, и желтые шарики смолы босвелии, из которой делали ладан. Финикийские купцы, сопровождавшие войско, наполняли свои мешки, несмотря на все тяготы пути, — и теряли все, как только их лошади или мулы погибали. Повозки обоза с богатой добычей индийских земель ярко полыхали. То, что не было сожжено, оставалось на обочине дороги, заносилось песком, который, словно саваном, покрывал и множество трупов, лежавших повсюду.

Переход через Гедросийскую пустыню сравнивают с бегством Наполеона из Москвы: тот же дикий хаос, разгул жестокости, когда человек человеку — волк, но и то же трогающее душу проявление любви к ближнему и товарищества. Но сравнение явно хромает, когда речь заходит о главных действующих лицах. Если корсиканец бросил армию, бежал в санях и нашел в Варшаве пристанище под чужим именем, то Александр делил со своими воинами все тяготы перехода, нужду и лишения. Он не пил, если им было нечего пить, шел пешком, если им приходилось идти, голодал вместе с ними.

Отряды, посланные на берег моря для разведки, вернулись с неутешительными новостями: и там простирается та же безводная, бесплодная, выжженная степь, по которой разбросаны хижины, построенные из костей китов и ракушек. Обитают в них примитивные существа, которых трудно назвать людьми, питающиеся остатками китов, выброшенных на берег, и повсюду мерзко пахнет протухшей рыбой. И тем не менее единственная возможность спастись — это держать курс по направлению к берегу. Теперь они шли на юго-запад, через высокие дюны, которые выглядели настолько одинаково, что проводники из местных жителей однажды утром появились у шатра Александра и сознались: «Мы не можем найти дорогу».

Александр велел высечь их, отобрал тех солдат и командиров, которые все еще казались сохранившими силы, и поскакал на юг, определяя путь по звездам. На третью ночь в лицо им подул соленый ветер. Всего пять человек из его сопровождения остались в живых. С ними он достиг, наконец, берега близ Пасни, остановил коня и долго, не веря глазам своим, смотрел на пенную полосу прибоя. В песке под раскидистыми пальмами они вырыли мечами ямку. Там была вода. Не горькая, не соленая — невыразимо вкусная, чистая пресная вода. Теперь 320 километров марша до Пуры (Бампур?) показались солдатам прогулкой. На полпути им повстречался караван с продовольствием, посланный сатрапами, получившими тревожное известие от Александра. Они были в пути шестьдесят дней.