Эти политические манипуляции были в духе Александра и говорили о том, что он старался сохранить то, что стоило так много крови. Чтобы еще теснее привязать Индию к создаваемой мировой империи, нужны были как наземные коммуникации, так и — что еще важнее — водные пути. Неарх и должен был найти тот самый путь, который вел бы через Эритрейское море и Ормузский пролив к месту впадения Евфрата и Тигра в Индийский океан и далее — до Вавилона. По сути, речь шла о повторном открытии: Скилак, как уже было упомянуто, проплыл по этому пути гораздо раньше, а задолго до него это сделали отважные торговцы из Восточной Индии. Скилак и те смелые купцы пускались в путь малочисленными группами; Неарху же предстояло отправиться в дальнейшее путешествие с доброй сотней триер, полутриер, парусников. Радиус действия античных кораблей был незначителен. Помещение для хранения провианта было обычно невелико, и поэтому провизии на 8.000 моряков и 2.000 членов команд хватало всего на пять дней, а воды лишь на сутки. Флоту была необходима поддержка сухопутных войск, в задачи которых входило строительство складов, хранилищ для продовольствия, водных резервуаров и одновременно — покорение прибрежных областей. Итак, это было комбинированное сухопутно-морское предприятие, для успеха которого тыловое обеспечение было важнее блестящих стратегических ходов. Македонский штаб многократно планировал и осуществлял подобные кампании (стоит вспомнить, например, переход через Дарданеллы). Операция и теперь была продумана с особой тщательностью. Но на этот раз боги, которым в устье Инда принесли благодарственные жертвы и которых просили помочь вернуться домой, завернулись — в покрывала.
Неарх получил приказ не торопиться с отплытием до начала осенних муссонов, которые в конце сентября дули с северо-востока и обещали благополучное плавание. В первые дни сентября Александр ушел со своим войском. Данные о количестве воинов колеблются в пределах от 8.000 до 60.000. По-видимому, истина лежит где-то посередине и в путь отправились около 20.000 человек, причем, против обыкновения, обоз по численности не уступал боеспособным частям. Это были отборные войска, лучшее, что могло предложить командование армии: царские щитоносцы, пешие воины, агриане с дротиками, конные лучники, кавалеристы. Они продвигались по долине реки Арабия (Хаб), где обитало последнее индийское племя, арабиты, в сторону мест, где жили ориты, народ уже иранского происхождения. Оба племени отчаянно сопротивлялись, используя наряду с другими средствами также змеиный яд, в который обмакивали острия стрел и копий. Это действовало на македонян как ядовитый газ, примененный во время Первой мировой войны. Когда такая стрела попала в полководца Птолемея, то надолго вывела его из строя.
Македоняне, и без того люто ненавидевшие всех, кто своим сопротивлением затягивал их возвращение на родину, не брали пленных. Ора, главный город оритов, была разрушена, и, словно в издевку, на этом месте была заложена новая Александрия, сатрапом которой был назначен Аполлофан. Леоннату, одному из семи благородных телохранителей, было приказано поддерживать порядок и организовать рытье колодцев для нужд флота. Сатрап также обязан был позаботиться о пополнении свежими силами войск, продвигавшихся в Гедросию.
Начался семисоткилометровый переход Александра через пустыню, ставший роковым в его судьбе…
Добравшись до горной гряды Талой, войско вынуждено было оставить берег моря и перейти через Томер (Хингол). Воины очутились в месте, названном шведским исследователем Свеном Гедином самым негостеприимным из всех уголков земли. Гедросийская пустыня (ныне ей примерно соответствует территория Белуджистана) встретила солдат палящим зноем, песчаными бурями и мириадами москитов. Она вынудила воинов днями бесцельно валяться под повозками, наполовину зарывшись в песок, и идти лишь ночью, когда температура падала до 35 градусов и становилась более или менее сносной. Они шли по пустыне, напоминавшей лунный пейзаж, преодолевая каждый метр по колено в песке — вверх-вниз, вверх-вниз. Тот, кто отставал, был обречен на гибель. Если кого-то покидали силы и он падал, не было никого, кто бы помог ему подняться. Лежащие проклинали безучастно бредущих мимо, желали им такого же конца и таких же безжалостных товарищей. Если кто-то, мучимый жаждой, жевал лист олеандра, он умирал в судорогах. Белый густой сок растущей здесь разновидности молочая был причиной неукротимой рвоты и поноса, от которых больной уже не мог поправиться.