Александра Федоровна. Последняя русская императрица

За тридцать шесть часов до этого, теплым апрельским днем в своем императорском вагоне из Санкт- Петербурга в Кобург отправился и Николай в сопровождении трех своих дядей — великих князей Владимира, Сергея и Павла.

Алике, сгорая от нетерпения, испытывая великую ра­дость, приехала на вокзал, чтобы там его встретить. Сердце ее колотилось в груди. В своих многочисленных письмах Элла сообщала ей, что цесаревич, желая угодить желанию родителей, рассматривал возможность брака с французской принцессой... но несокрушимая уверенность Алике стойко противостояла всем этим горьким для нее слухам, которые стремились разрушить все ее светлые надежды.

Николай, едва выйдя из вагона, с самым серьезным ви­дом поклонился принцессе.

Важные сановники, фрейлины, почетные гости, ожидав­шие на перроне, когда им подадут кареты, чтобы ехать во дворец, наблюдали за этой встречей молодых людей, кото­рые глядели друг на друга с нескрываемой нежностью.

— Николай, — прошептала Алике, не чувствуя себя от радости, — сколько времени прошло! Вы хоть меня узна­ете?

— Я никогда не забывал Вас, ни на мгновенье...

У нее отлегло от сердца. Ах, все эти злые языки, глупые болтуны из ее свиты доносили до нее злобные слухи, чтобы ее обескуражить.

Но Николай стоял передней, вот он, он ей улыбался, лас­ково смотрел на нее своими голубыми глазами, даже не гля­дел, а пожирал... Как им обоим хотелось в эту минуту ока­заться подальше от этой разодетой толпы со звонкими ти­тулами, заботящейся только о старшинстве по чину да о соблюдении придворного этикета. Ах, если бы они только могли, взявшись за руки, убежать вдвоем куда-нибудь, слов­но влюбленные, испытывающие сентиментальное притяже­ние. Но он был наследником трона русской империи и здесь, в Дармштадте, ее представлял, а она, сестра жениха, должна была учтиво принимать представителей европейской арис­тократии по случаю такого важного события, — бракосоче­тания, на которое слетелось столько журналистов со всего мира!

Был устроен семейный обед. Баттенберги, князь Генрих Прусский и его жена Виктория просто пожирали их глаза­ми, великая княгиня Мария Павловна (тетя Михен) строи­ла из себя важную персону в потрясающем выходном пла­тье, кайзер со своей свитой, все были чрезвычайно взволно­ваны.

После обеда, к которому гости едва притронулись, вся «компания» отправилась в оперетту, которую давали в честь будущей супружеской четы герцогства Дармштадтского.

Николай все время не спускал глаз с Алике* На ней было очень красивое зеленое муслиновое платье. Скромное оже­релье из изумрудов ее матери оттеняло белизну ее шеи. Це­саревич все время старался подойти к ней, поговорить, но все его попытки были напрасными... Этот вечер она посвя­тила только семейным заботам, только соображениям дина­стического свойства.

На следующее утро, не в силах больше терпеть проволо­чек, Николай вошел в апартаменты принцессы Алике.

Миссис Орчард бросила на него благожелательный взгляд. Она проводила его в маленький будуар перед спаль­ней своей воспитанницы.

— Извольте подождать здесь, Ваше императорское вы­сочество, — сказала она, — сейчас к вам выйдет принцес­са. У нее еще там ее парикмахер. — Она церемонно откла­нялась, но в глазах ее проскочила лукавая искорка.

Николай смотрел через большое окно на ухоженные ал­леи в саду, покрывавшиеся первой весенней зеленью. Он увидел в комнате большую корзину цветов, которую он еще на рассвете приказал своему камергеру сюда доставить. Он, подойдя к корзине, хотел удостовериться, хорошо ли при­колота его визитная карточка, и в это мгновение дверь спаль­ни распахнулась,

Алике радостно подбежала к нему:

— Николай!

— Алике!

Он опустился перед ней на колени, его губы прикасались попеременно к ручкам принцессы.

Она подняла его, и не спеша, словно речь шла о каком- то предмете, не имеющем никакого отношения к ее личной жизни, осведомилась:

— Значит, вы меня любите?

Николай, который заготовил пламенную речь, молчал. Он чувствовал что-то вроде опьянения, которое не позволя­ло ему разжать губы.

Она пригласила его сесть на канапе перед собой. Но он не сел, подошел к ней и, взяв ее за руку и устремив на нее взор своих голубых глаз, с дрожью в голосе спросил:

— А вы?

Помолчав немного, она ответила:

— И вы еще спрашиваете! Вы же знаете, Николай, что я Вас люблю, будьте уверены в этом. Что Вы есть и будете единственной моей любовью в жизни... Я была еще ребен­ком, мне, если вы помните, было двенадцать лет... и, когда я впервые увидела Вас, сердце мое сильно забилось. Это был для меня праздник, но праздник весьма печальный. Эта ма­ленькая девочка жила с отцом, вдали от всех празднеств, от всех великих людей. Будет ли у меня когда-нибудь возмож­ность вновь увидеть того, которого я выбрала для себя раз и навсегда, — спрашивала я тогда себя.Он подошел к ней ближе, обнял ее, прижал к себе, поце­ловал ее золотистые кудряшки, спадавшие на ее ушки, и впервые прошептал ей такие слова: