— Обожаемая Аликс, теперь мне придется потребовать от Вашей любви ко мне одной большой жертвы…
Аликс вдруг испытала безотчетный страх. Какая еще трудность возникла на пути к их союзу, что за препятствие?
— Аликс, после свадьбы вы станете русской, великой цесаревной, наследницей престола, потенциальной императрицей. По вековым законам нашей империи Вам нельзя оставаться в лютеранской религии. Вам нужно от нее отказаться и принять православие.
Лицо у Аликс смертельно побледнело. Она, обхватив голову руками, зарыдала. Из-за рыданий она не могла произнести ни единого слова.
— Аликс, наше Солнышко, как говорит тетя Элла, неужели Вам так трудно стать истинной православной, чтобы быть моей женой?
Аликс подняла на него свое заплаканное лицо.
— Николай, нет, такое мне не по силам… я не могу, я думаю, что это просто невозможно…
— Но Ваша сестра подала Вам пример, она добровольно поменяла свою религию, когда вышла замуж за моего дядю Сергея Александровича, хотя этого от нее и не требовалось. Он — не прямой наследник престола. Могу назвать Вам, дорогая, сколько угодно прецедентов. Вспомните о других государынях, которые предшествовали Вам, о нашей Екатерине Великой. И хотя не пристало шутить в такой серьезный момент, могу напомнить вам слова короля Франции Генриха IV, который изрек вот эту бессмертную фразу: «Париж стоит мессы». Я не предлагаю Вам Париж, дорогая, но, кто знает, все же когда-нибудь я стану императором, я этого хочу…
Аликс, несколько разочарованная тем, что Николай вдруг заговорил о своих амбициях, вдруг вновь обрела хладнокровие и с достоинством сказала ему:
— Николай, даже если бы Вы были простым лейтенантом в армии моей бабушки, я все равно бы вас также любила. Ваш высокий ранг, я бесспорно уважаю, я им восхищаюсь, но даже он не может заставить меня смириться. Не ранг, а ваши голубые глаза, любовь моя, овладели моей душой. Господу угодно, чтобы я была рядом с Вами, но прошу Вас оставьте в покое мою веру, уважайте ее, как я уважаю Вашу…
Время шло. И того, и другого ждали свои обязанности, и сейчас было недосуг заниматься личной жизнью. Маятник неумолимо раскачивался. Пробило двенадцать — полдень.
Аликс встала, сделала неловкий реверанс, слезы поблескивали в ее глазах.
— Прошу Вас простить меня, мой единственный друг… Мне нужно спешить. Новобрачные, наверное, заждались меня. После окончания брачной церемонии мы, наверное, увидимся, если только нам позволят другие гости. Каждый требует к себе внимания. Он опустился перед ней на одно колено. Его голубые глаза заволокла пелена слез.
— Солнышко, мой долгожданный ангел… Для чего Вы заставляете страдать нас обоих, кто дал Вам на это право? Если Господу было угодно соединить нас, то почему религиозные различия должны нас разделять? Но я вас так сильно всем сердцем люблю, если Вы будете упорствовать и отказывать мне в том, чего требуют придуманные не мной законы, то, вероятно, мне придется отказаться от своих прав на корону и передать ее своему брату — Михаилу… Но такого трагического исхода не перенесет мой августейший отец. Но мать…
— Ваша мать? — удивленно переспросила принцесса.
— Моя мать посоветовала мне прислушиваться к голосу своего сердца.
— Вот никогда бы не подумала, — невольно вырвалось у Аликс, которая старалась скрыть свое неверие.
Он хотел было ее снова обнять, но она выскользнула и сказала ему на прощание:
— Я обещаю вам, Николай, подумать, собраться с мыслями. Если мне когда-нибудь придется стушеваться, уйти в тень, ради вашего восхождения на царство, то я это послушно сделаю… но отказаться от религии моей матери…
Она не договорила. Цесаревич остался один в гостиной, которая в это мгновение показалась ему такой враждебной, словно площадь, на которой полно недружелюбного народа!
Расстроенный цесаревич в тот же вечер написал матери: «Я пытался объяснить ей, что она не может, не должна отказываться выходить за меня замуж… а она все плакала и только повторяла: “Нет, нет, я не могу”. Но я настаивал, настаивал на своем, и эти уговоры продолжались часа два, но не дали никакого результата».
На следующий день все дальние родственники, члены дружеских семей, прибывшие со всей Европы в Кобург, были в курсе происходивших событий. Бракосочетание великого герцога Эрнеста, эта главная причина сбора стольких величеств и высочеств, отошла как бы на задний план. Предстоящая свадьба герцога бледнела, становилась чуть ли не банальностью по сравнению с надвигавшимся другим, куда более важным событием — обручением будущего императора! Теперь Николаю не было нужды брать на себя роль адвоката перед Аликс. Все приглашенные, все близкие и дальние родственники старались найти аргументы поубедительнее, чтобы победить тревожную неуступчивость принцессы, заставить ее отказаться от своей религии!