Александра Коллонтай — дипломат и куртизанка

   — Вот непонятно мне, при социализме, выходит, все женщины будут холостые? — краснея, произнесла она.

   — Видите ли, товарищ Иванова, какой будет новая мораль при социализме, сказать трудно. В настоящее время в недрах капиталистического общества идёт зарождение социалистической морали. Сейчас мы являемся свидетелями небывалой в истории пестроты брачных отношений. Бок о бок существуют неразрывный брак с устойчивой семьёй и тайный адюльтер в браке, открытое сожительство девушки с её возлюбленным или так называемый «дикий брак» и «брак втроём», и даже такая сложная форма, как «брак вчетвером». Задача социалистов в том и состоит, чтобы в хаосе противоречивых сексуальных норм современности уловить контур тех принципов, которые отвечают духу революционно-прогрессивного класса.

   — Товарищ Крупская, у меня вопрос к вам как к заведующему учебной частью партшколы. — Руку поднял бородатый мужчина лет тридцати в косоворотке.

   — Пожалуйста, товарищ Чугурин, — с недоумением глядя на рабочего, сказала Крупская.

   — Меня интересует, представляет ли товарищ Коллонтай точку зрения лишь меньшевистской фракции или это есть единая половая платформа российских социал-демократов?

   — Программа по половому вопросу большевиками пока не разработана... — растерянно начала Крупская.

   — Но, несомненно, эта программа будет сходна с позицией, изложенной товарищем Коллонтай, — перебила её Арманд.

Неожиданная поддержка соперницы воодушевила Александру.

   — Социал-демократия в своей оценке полового вопроса, — с подъёмом воскликнула она, — исходит из того, что рабочему классу для выполнения своей социальной миссии нужна не слуга мужа, не безличная семьянинка, обладающая пассивными женскими добродетелями, а восставшая против векового порабощения бунтующая личность, активный, сознательный и равноправный Член коллектива, класса.

   — А кто же детей растить будет, хозяйство вести? — спросил кто-то из зала.

   — Все эти функции возьмёт на себя государство. Социализм избавит женщину от тяжкого бремени материнства и от непосильных тягот домашних забот.

   — Это хорошо, что социалисты об нашей бабьей доле пекутся, — уже смелее заговорила Иванова. — Мужчин и женщин обязательно надо в правах уравнять. Им, кобелям, гулять можно, а мы что же, рыжие, что ли? Но всё ж, я думаю, женщине надо, чтоб семья была, детишки там, дом, уют. В девках-то погулять, конечное дело, хорошо, но всю жисть-то нельзя ж болтаться, как говно в проруби.

В зале раздался дружный хохот.

   — Вот вам точка зрения холостой женщины, — выкрикнул Чугурин.

Слушатели вдруг все разом заговорили.

   — За что боролись, товарищи! Скитаться по царским тюрьмам и ссылкам, чтобы всякие парижские шлюхи наших жён блуду учили и семьи разбивали?

   — Да если бы я знал, что большевики такому разврату учат, я бы лучше в «Союз русского народа» пошёл. Там хоть благочестие в семье проповедуется.

   — Братцы, — разрывая на себе рубаху, завопил рыжеволосый слушатель. — Разнесём к чёртовой матери эту сатанинскую школу, вернёмся в Россию-матушку, бросимся в ножки хозяевам родным да урядникам — заступникам нашим. Простите, скажем, блудных сыновей, дьявол попутал. Ведь простят, братцы, ей-богу, простят. Врежут разок сапогом по роже и простят.

Слушатели повскакали со своих мест и обступили Крупскую, испуганно сжавшуюся на краешке скамейки.

Александра вдруг почувствовала, как её локоть крепко сжала мужская рука. Вплотную к ней стоял один из слушателей, неприметного вида человек лет тридцати пяти.

   — Товарищ Коллонтай, вам нельзя здесь оставаться, — зашептал он. — Идите за мной. Сюда, в эту дверь. Нет, в другую сторону, пройдём задворками и на станцию.

Выйдя на боковую улицу, они услышали чьи-то быстрые шаги. Оглянувшись, они увидели взволнованное лицо Арманд.

   — Александра Михайловна, товарищ Роман, вы здесь? Ох как я перепугалась.

   — Не волнуйтесь, Инесса Фёдоровна. Я вижу, дело пахнет керосином, взял нашу гостью за ручку и вывел в безопасное место. Отсюда до станции пять минут.

   — Спасибо вам, товарищ Роман. Я сама провожу Александру Михайловну. А вы уж будьте так добры, вернитесь в школу, утихомирьте их.

   — Да уж, пожалуй, гам нужнее. От взбунтовавшейся черни всего можно ожидать.

   — Ещё раз большое вам спасибо, товарищ Роман.

   — Да не за что. До свиданьица.

   — Кто это? — спросила Александра, когда «товарищ Роман» скрылся из виду.

   — Наш самый надёжный товарищ, Роман Вацлавович Малиновский[21].

Едва они взошли на перрон, как подошёл парижский поезд.

   — До свидания, Инесса Фёдоровна! — крикнула Александра с вагонной площадки. — Спасибо вам за всё и не гневайтесь на меня. — Александра вдруг расплакалась. — До слёз обидно, что российский пролетариат ещё не дорос до осознания пролетарской точки зрения на половой вопрос, — сморкаясь и вытирая слёзы, проговорила она.

   — Александра Михайловна, милая, не расстраивайтесь. Я уверена, что всё уляжется. Нет худа без добра. Сегодняшний бунт нас с вами многому научил. Надо забыть личные обиды и вместе работать, много работать, прежде чем мы преодолеем отсталость русских рабочих.