- Хорошо! - Павел, исподлобья оглядев друга, усмехнулся. - Суди сам, стоит ли это твоего внимания. - Он отошел от стола, раскурил свою трубку, словно раздумывая, нужно ли продолжать разговор. - Ты обратил внимание, что в этом сезоне Полина еще не бывала в Петербурге, так же как и ее поганый братец, записной кавалер и куртизан. Отказаться от Палкин-ского трактира, Милютинских лавок, балов, променадов по Невскому, богатых покровительниц, наконец, и сиднем сидеть в ручинском (Р у ч - модный петербургский портной) фраке и "боливаре"("Боливар" - модная широкополая шляпа.) в глуши только потому, что это имение князя Адашева? Почему вдруг такие жертвы, Кирилл? Думаешь, из-за любви к своей драгоценной сестрице? Сей господин ценит лишь самого себя и деньги, которых у него, кажется, кот наплакал. Выходит, есть у него своя корысть, чтобы у Полины Дизендорф в подпасках состоять!. Это одно наблюдение. Теперь второе. Хоть я и редкий гость на столичных балах, но ни разу, вот те крест, мне не довелось услышать, даже когда барон был еще жив, что Кирдягин родственник баронессе. А тут вдруг такая братская любовь; сдается мне, что не только братская... - Павел задумчиво наблюдал за вереницей дымовых колечек, выпущенных им изо рта.
Князь, стойко терпевший столь длинную тираду, паузу перенести не смог:
- Черт бы тебя побрал, Павел! Не тяни!
- Да не тяну я, просто обдумываю, как бы поделикатнее это сказать... Павел сморщился и быстро заговорил:
- Помнишь, на второй или третий день, как мы с ярмарки вернулись, кататься верхами ездили и ты рано к себе ушел. А мне что-то не спалось, потому и услышал вдруг тихие-тихие шаги по коридору. Спальня баронессы тогда неподалеку от моей была. Ну, я поначалу подумал, что это ты тайно баронессу навещаешь, выглянул, чтобы тебя утром на чистую воду вывести. Только, увы, другой в ту спальню прошмыгнул. - Павел с горечью и недоумением посмотрел на князя. - Вот такой конфуз со мной был, mon cher!
Побледнев, князь подступил к приятелю.
- Что же ты, негодяй такой, болтаешь? Он ведь брат ей, зачем же такую гадость собирать?
Но-но, остынь! - Павел отвел от себя руки Кирилла и подтолкнул его к креслу. - Охолони! Я и сам так думал и потому до четырех утра не спал, чтобы конца их родственной беседы дождаться. Дождался! Она его в пеньюаре до порога проводила и в уста сахарные поцеловала. А днем все шею косыночкой прикрывала. Не помнишь разве? А ведь стоило, ох как стоило полюбоваться, что на этой шейке оставили все те же сахарные уста. Весьма красноречивое напоминание о бурно проведенной ночи. И если не ты ее в темном углу подловил, и не я, то кто, кроме ее драгоценного кузена, осмелился бы на такую безумную страсть?
- Поклянись, что ты ничего не придумал! - Князь приподнялся над своим креслом и вновь обессиленно опустился. Потер лоб, до сих пор скрывающийся под повязкой. - А впрочем, не надо! Я всегда тебе верил и сейчас верю. Сегодня же утром я потребую от нее объяснений.
- И она все толково и правдиво тебе объяснит. А Павел Верменич окажется жалким лгуном и интриганом. Мой тебе совет, не поднимай пока шум. Приглядись к ней и ее кузену. Возможно, я ошибаюсь и буду потом всю жизнь каяться, что помешал твоему счастью. - Приятель подошел к Адашеву и вдруг опустился перед ним на колени, взяв его руки в свои ладони. - Потерпи немного, я все узнаю об этой милой парочке. Есть у меня знакомые дамы, которым дай волю, они тебе за два дня полный отчет по обеим столицам составят: кто, с кем, когда и сколько раз...
Кирилл внимательно смотрел на друга и печально улыбнулся:
- Как бы мне хотелось, чтобы все это оказалось не правдой. Если бы ты только знал, насколько отвратительною я себя чувствую! Словами это не передашь! Совсем кажется, мозги набекрень съехали! Помнишь девочку около коновязи? Не выходит она а у меня из головы!..
- И поэтому решил забыться в Сашиных объятиях? - Павел поднялся с колен. - Вот это уже баловство! Недостойно и гадко вести себя подобным образом с бедной девушкой.
- Только не надо считать меня последним подлецом. Я уже повинтился перед ней...
- Ты только по этой причине ей от места не отказал?
- Честно сказать, - смутился Адашев, - я забыл, зачем ее приглашал. Но, с другой стороны, пожелай я это сделать, вы же все со света меня сжили бы...
- Скажешь тоже, - вздохнула Агафья, появляясь на пороге с полным блюдом пряженцев (пирожки с мясом, яйцом и луком.) и большой крынкой молока, - но всю бы жизнь тебе об этом поминали, особливо если ты эту холеру надумаешь за себя взять!
- И ты туда же, старая? - жалобно простонал Кирилл. - Этого ведь Пугачевский бунт, не иначе!
- Пугачевский бунт у меня в желудке, братец - воскликнул, радостно улыбаясь, Павел. - Я ведь не зря разговор про колбасы да вареники затеял. Есть я захотел, ну, просто невмоготу терпеть было! А за беседой все и забылось вроде.