— Даже если этот меч предварительно обмакнут в дерьмо? — В толпе высокородных аристократов послышался смех. Говорили мы с Ульрихом по-немецки. Ульрих поджал губы. Я продолжила, но снизила голос, специально, чтобы слышал только герцог. — То есть, Ваше Высочество, лёжа мертвым, вы будете удовлетворены, что вам вспороли живот мечом, а не проломили голову ударом конца вот такой палки? Оригинально, Ваше Высочество. Как я говорила уже, для меня лично, нет разницы в этом. Оружие, герцог, это оружие. И не важно кто им пользуется, благородный или простой смерд. Так как любое оружие изготовлено только для одной цели, нанесение максимального урона противнику. В идеале, это уничтожение противника, то есть его убийство. Ни для чего другого оружие не создаётся. И я предпочитаю в случае угрозы мне или моим близким людям уметь пользоваться любым видом оружия, без разницы, благородное это оружие или не благородное. Потому, что мёртвый враг, это мёртвый враг, который мне не причинит больше вреда. А чем убит, мне глубоко наплевать, Ваше Высочество. Например, мои солдаты стрелки, просто расстреляют, скачущих красиво и грозно, по гламурному рыцарей, с плюмажами и своими гербами на доспехах. Один, залп, второй залп, третий. А когда вся благородная конница ляжет, они спокойно, под барабанный бой, пойдут дальше такими же стройными рядами. И если кто из благородных рыцарей или аристократов ещё будет жив, то мои солдаты, не долго думая, просто ткнут его штыком и пойдут равнодушно шагнут вперёд. И солдатам всё равно будет, кто перед ним, барон, граф, герцог, курфюрст или даже король. А теперь ответь, ружья со штыками, это благородное оружие или нет? Ведь им у меня вооружены простые мужики из черни. А ответив на этот вопрос поймёшь, я надеюсь, Ульрих, можно ли вообще разделять оружие на благородное или не благородное? И, например, в руках умелой женщины, — я вытащила из своих волос на затылке серебряную спицу-заколку, украшенную изумрудом, — даже заколка может стать оружием, позволяющим нанести врагу непоправимый урон, если, конечно, она сумеет подобраться к некоему мужчине на очень близкое расстояние. А женская заколка явно в твоих глазах, Ульрих, не является благородным оружием. — В этот момент на спицу-заколку попал солнечный луч и её острый кончик вспыхнул солнечным зайчиком. Ульрих заворожённо смотрел на заколку в моей руке. Я продолжала говорить ему тихо. Он меня слышал, остальные нет. Смотрела на него холодными, безразличными глазами. Герцог по мере того, как я говорила бледнел. А переведя взгляд со спицы на мои глаза, отшатнулся. Я улыбнулась.
— Герцог?
— Всё нормально, Ваше Императорское Высочество.
— Ну вот и хорошо.
Я вернулась к девушкам.
— Занятия окончены. Всем привести себя в порядок.
Баню строили ударными темпами. Я с удовольствием наблюдала. Одновременно готовились к пиру. Надели длинные нательные рубашки. Потом верхнюю рубаху, тоже длинную в пол, атласную. Поверх надели платья с разрезами по бокам до середины бедер. В эти разрезы при ходьбе был виден низ верхней атласной рубахи, точнее её подол. Рукавов не было у платьев. Это, кстати было ноу-хау, так как сейчас носили платья исключительно с длинными узкими рукавами до самых запястий. Поверх надели белые перчатки до локтей. На средний палец правой руки, поверх перчатки, надела перстень, подаренный мне Василием. Волосы укрыли платками-«барбетами». Я и Елена на платки сверху закрепили диадемы принцесс. Мне положен был шлейф по протоколу порядка четырёх метров. Пришлось сделать такой шлейф ещё в Москве, иначе меня бы не поняли в Европе, хотя мне этот шлейф, как зайцу стоп-сигнал. И тогда я вспомнила, как в своё время читала о том, что в 18 веке шлейфы стали просто пристёгивать к платьям. Что мы и сделали. Платья отдельно, шлейфы отдельно. Плюс к шлейфу, на нижнюю его сторону пришила специальную петлю, как это делали женщины в конце 19 века, чтобы во время танца хоть немного приподнимать его.
— Сань, — подводя губы сказала Ленка, — надеюсь там нормальная музыка будет?
— Конечно, нормальная. Средневековая, очень топовая. На выбор, рок-н-ролл, попса, рэп, тяжёлый рок.
— Сань, я уже обрыдалась от смеха. Я серьёзно?
— И я серьёзно. Ты какую музыку хочешь там услышать?
— Я не знаю. Ну, весёлую какую-нибудь.
— Хорошо. Закажем чижика-пыжика.
— Блин, Саня!
— Лен я не знаю, какая музыка будет. А уж какие танцы, я понятия не имею. Я по средневековым танцам совсем ноль. Помню только по фильму три мушкетёра Марлезонский балет.
— Сань, а чего делать? Запалимся.
— Не запалимся. Сейчас эпоха Возрождения. Так что, дорогая мы внесём свою лепту.
— Какую?
— Ты зря что ли учила Ваську вальс танцевать? Мы их с Иваном вместе учили. А ещё мои мальчишки тоже учились. Я их учила. Лучше всех Никиша танцует.
— То есть, будем вальс танцевать?
— Будем. Мне эти средневековые марлезоны с прыжками или что там у них, совершенно не интересны.
Сидели мы с Еленой в их с Василием комнате. Фрейлины одевались в той комнате, где мы с ними спали. Поэтому наш разговор они не слышали. Вскоре нас пригласили в большой зал замка.