Александра

В этой церкви Аликc теперь принимает новое имя: Александра Федоровна. К присутствующим обращаются с просьбой помолиться за нее, и под величественное, гармоничное песнопение начинается выход из церкви. Тревога Аликc о вынужденной измене собственной вере под впечатлением торжественной церемонии уступает место очарованию, которым отныне будет пленять ее православный мир.

«Перекрещение было дивным и трогательным, — сообщает в письме королеве Виктории сестра Элла, — Аликc прочла все превосходно и была очень спокойна…»[74]

Первым щагом Николая в качестве еще не коронованного царя является манифест об обращении Аликc в православную веру и присвоении ей звания великой княжны Александры Федоровны с титулом «императорское высочество».

_{Манифест молодого царя Николая II по поводу обращения Аликc в православную веру и получения ею нового имени и титула великой княжны Александры Федоровны}

Генерал Вернхер, адъютант великого герцога Гессенского, из Ливадии в Лондон телеграфирует: «Вчера переход, как я уже докладывал, принесение присяги с богослужением к восхождению на трон императора Николая; зачтение манифеста (…) важнейший вопрос еще не решен, доложу, как только будет принято решение

генерал Вернхер»[75].

Официально королева Виктория еще должна дать согласие на брак своей внучки с Николаем. Аликc слишком занята, чтобы беспокоиться об этом — улаживают вопрос с королевой ее сестры и брат: ей телеграфирует Эрнст Людвиг из Дармштадта и ясно дает понять, что скорейшее бракосочетание с молодым царем «в данных обстоятельствах самое лучшее». «Это должно быть за месяц до Рождества, поскольку затем начинается пост, — объясняет королеве Элла, — и все желают, чтобы оба поскорее поженились…»

«Милая Виктория, — отвечает королева Виктория своей старшей внучке, находящейся вместе с молодой невестой в Ливадии, — благодарю за Твое милое сочувственное письмо, в котором Ты объясняешь причины серьезного решения Алики столь поспешно сыграть свадьбу, и согласия Эрни на это. Я была вначале шокирована, когда узнала об этом по телеграфу, еще и потому, что вопреки реальности все еще на что-то надеялась, но не могу отрицать, что это должно быть так и не иначе (…) При существующих обстоятельствах она может, по крайней мере, спокойно начать свою новую жизнь (…) Однако я разочарована, что не смогу больше смотреть на нее, как на милую невинную Алики, — зато я уверена, что из нее выйдет могущественная императрица»[76].

Однако новая жизнь Алики — теперь Александры — начинается не спокойно, но в буре впечатлений и эмоций.

До свадьбы еще недели длительных ритуалов в рамках государственного траура по скончавшемуся царю и перевозка тела в Петербург. И все же ждать теперь недолго: 25 ноября начинается адвент, и с этого момента до 18 января пост, в который по православным обрядам жениться нельзя.

В последующие дни перед глазами Александры на каждом шагу предстает мир русских традиций, — но также необъятность и могущество ее новой отчизны, прощавшейся с умершим царем. Вместе с тем тень Александра, оживавшая в народной скорби и сочувствии мировой общественности, все более заслоняет престолонаследника: Александре становится ясно, с кем будут сравнивать Николая.

Быть может, подданные Александра сожалели о нем, ибо чувствовали, что при нем страна окрепла, живя без войн? Как показывает уважение, оказываемое ему за границей, ни один царь после Александра I не пользовался столь высоким авторитетом. Ему были благодарны за сохранение мира в Европе, так как даже в Балканской войне, когда его генералы чуяли в Турции легкую добычу, царь воздержался от прямой интервенции.

Так, в Париже собираются депутаты, и после минуты молчания президент Бурдо объявляет: «…память о нем здесь никогда не забудется, и будет жить в сердцах французов и русских, ведь он установил прочные связи между ними во благо наших стран и мира во всем мире». Прошло совсем немного времени с тех пор, как Александр заключил союз с Францией, символом которого стал «Александровский» мост в Париже. Этот союз — важнейший элемент внешнеполитического наследия, и Николай сохранит верность ему в 1914 г. вопреки всем обстоятельствам.

В Вене президент Имперского совета говорит о «страже мира в мире», и все депутаты пленарного заседания поднимаются, обнажив головы. Быть может, уважение вызывала та прямота, с которой Александр имел обыкновение реагировать на угрозы? А знаете, как он отпарировал, когда австрийский посол попытался однажды втянуть его в обсуждение балканского вопроса, намекнув, что Австрия могла бы незамедлительно мобилизовать два-три армейских корпуса в случае вмешательства России? Александр невозмутимо берет серебряную ложку, сминает ее в руке и кладет потрясенному послу на тарелку с комментарием: «Вот что я сделал бы с Вашими двумя-тремя армейскими корпусами…»