Александра

К петербургскому обществу Александра относится с непреклонным предубеждением. На ее взгляд, в столице правят фривольность и легкомысленность. Царица-пуританка не замечает, что этот, по ее мнению, вольный образ жизни русских, как правило, отличается исключительной честностью и непринужденностью и никогда не прикрывается громкими фразами, как в других странах. Подкупающий пример открытого признания общественностью человеческих слабостей — существование в Петербурге специального, поддерживаемого государством родильного дома для незаконнорожденных детей. Когда в беседе с одним деятелем народного образования, которое она пытается улучшить, Александра замечает, что у русских аристократок на уме лишь офицеры, собеседник разъясняет ей, что школы для бедноты и крестьян в деревнях обычно строят и содержат как раз аристократы, а о социальных нуждах заботятся преимущественно именно эти раскритикованные ею аристократки. Как правило, эти семьи также материально поддерживают детей своих слуг.

Критицизм царицы, сторонящейся Петербурга и постепенно отказывающейся даже от блестящих балов, которыми до тех пор так славился царский двор, способствует дальнейшей ее изоляции. Между тем в столице считают, что царица должна не отмежевываться от населения, а искать с ним встречи. Более того, как царица она не имеет права демонстрировать свои личные симпатии и антипатии и действовать предвзято. Когда она заставляет девушек ехать в Царское Село, отменив прием выпускниц престижного Смольного института благородных девиц, традиционно проводившийся ежегодно в Зимнем дворце, это вызывает очередное чувство досады в кругах, где ее считают надменной и отказывают в малейшей доброжелательности по отношению к русскому обществу.

Вскоре Александра больше никому не может угодить, и каждый ее поступок подвергается критике. Царица, например, хочет в качестве благотворительного жеста ввести обычай, чтобы каждая аристократическая семья за год собственноручно сшила по три платья для бедных. За это над ней только посмеиваются: хватает других дел, и можно по-другому отдавать дань обществу. Если из-за своего пуританства царицу считают типичной англичанкой, а из-за ставшей притчей во языцех бережливости — типичной немкой, теперь к ее характеристике прибавляется эпитет мелкобуржуазной филистерки.

Александра с еще большей отдачей посвящает себя семье, в первую очередь Николаю, которому пишет каждый день, если он в отъезде, и усиленно обращается к религии. Как видно из писем, она ежедневно посещает дворцовую церковь и выходит из нее, укрепившись и утешившись. Ее подругами становятся сестры-черногорки, Анастасия и Милица, вышедшие замуж за дядей Николая, Николая Николаевича и Петра Николаевича, и Анна Вырубова. Обе увлечены музыкой и спиритизмом, как раз входящим в моду; Анна, дочь честолюбивого чиновника царского двора, простая и глубоко верующая русская женщина, приходит вначале к Александре только для совместного музицирования, пока не развивается глубокая дружба, которой суждено продлиться до самой смерти царицы. Обе играют вместе на фортепьяно, иногда вместе поют: у Анны — альт, у Александры — сопрано.

Чем непреклоннее предубеждения и антипатии Александры, тем упорнее и теснее сближается она с теми людьми, кто завоевал ее симпатии, доверие или любовь. При этом раскрываются типичные для нее сильные стороны характера, готовность оказать помощь. Вырубовой, разведшейся после несчастливого брака, Александра предоставляет в распоряжение домик поблизости от царскосельского дворца, дневную комнату во дворце и апанаж для необходимого при дворе гардероба, который молодая женщина иначе не могла бы себе позволить. Вскоре Анна официально становится фрейлиной и почти везде сопровождает царицу. Не только по отношению к Вырубовой, всеми называемой Анной (Александра называет ее Аня), демонстрирует Александра сочувствие и великодушие; свою бывшую фрейлину княгиню Орбелиани, когда ту разбивает неизлечимый паралич, она пожизненно поселяет в своем дворце.

Мир, в который погружается Александра между обычно помпезными официальными церемониями и доставляющим ей подлинную радость и облегчение общением в тесном кругу в Ливадии или во время морских путешествий с царем, разительно контрастирует с пульсирующей и яркой жизнью, которой живет в то время русская метрополия.