Александра

Уже на следующий день эта, видимо, последняя возможность спасти царскую семью, утеряна: повстанцы перерезали сообщение между Петроградом и Царским Селом и заблокировали железнодорожную линию. Положение Александры становится угрожающим: она узнает, что к Царскому Селу движутся враждебно настроенные военные отряды.

Поздним вечером невдалеке слышатся выстрелы, и они приближаются. Исход столкновения вооруженных революционных солдат с дворцовой охраной вызывает опасения и неопределен. Александра демонстрирует силу и крепкие нервы: вместе с Марией, единственной дочерью, которая не больна, она выходит из дворца. Медленно обойдя охрану, она, ни на миг не выдав своего волнения, доходит до самых ворот, где собралось несколько сотен человек. Коренастые кубанские казаки из лейб-гвардии, казаки лейб-гвардии Тверского полка, гвардейские пажи, пехотинцы в серых формах — все выстроились по стойке смирно.

«Господа, только без кровопролития! Постарайтесь, чтобы дело вообще не дошло до перестрелки. Помните, что вам выпало защищать жизнь наследника. Я не хочу, чтобы из-за нас пролилась кровь».

Защитники еще долго занимают оборонительные позиции, после того как царица отправляется на ночной покой. Только до столкновения дело все же не доходит: смутьяны еще раньше поворачивают, — то ли отказавшись от своих замыслов, то ли придумав что-то другое.

Телеграммы, которые Александра посылает Николаю, приходят назад. Он застрял где-то между Могилевом и Царским Селом.

2 марта царица все же посылает с нарочным письмо в Генштаб: «У меня разрывается сердце при мысли, что Ты один и должен в одиночестве испытывать все эти муки, а мы ничего о Тебе не знаем (…) События здесь развиваются в чудовищном темпе, но я непоколебимо верю, что все будет хорошо. Конечно, Тебя ко мне не пропустят, пока Ты не подпишешь какую-то там бумагу, конституцию или что-то там ужасное в этом роде (…) Может быть, ты вызовешь подкрепление из Твоей армии? Если Тебя принуждают к уступкам, они ни к чему Тебя не обязывают, так как вытребованы у Тебя под нажимом (…) Если бы только эти две змеи, Дума и революционеры, откусили друг другу головы — это было бы спасение. Я чувствую, Бог что-нибудь сделает (…) Если бы армия об этом знала, она бы наверняка навела порядок (…) Носи свой [Распутина] крест — для моего успокоения…»

В тот же день, 2 марта 1917 г., царь подписывает манифест о своем отречении. Когда, находясь на пол-пути к столице, в Пскове, он узнает, что для формирования нового правительства слишком поздно, то, уступая давлению, отрекается в пользу сына (с великим князем Михаилом как регентом). Николай считает, что таким образом можно было бы успокоить волнения и избежать дальнейшего кровопролития. В тот же вечер лейб-хирург дает ему понять, что из-за гемофилии жизнь его сына под постоянной угрозой.

После этого разговора царь решает отречься еще и от имени своего сына в пользу брата Михаила, и 2/15 марта в своем салоне-вагоне в присутствии к тому времени прибывших из Петрограда депутатов Думы подписывает соответствующий документ.

На следующий день от вернувшихся членов Временного правительства в столицу просачиваются слухи об отречении царя. Александра отказывается верить. От Николая никаких известий.

Царица посылает за великим князем Павлом Александровичем. Тот приносит газету с напечатанным манифестом об отречении. «Нет, я в это не верю, это газетная утка!», восклицает она и отказывается читать текст. В тот день, 3/16 марта, она пишет Николаю:

«Любимый! Душа кровью обливается — я сойду с ума, ничего не слыша от Тебя, только страшные слухи (…) Бог вознаградит Тебя за Твои страдания (…) Я и впредь буду твердо верить в светлое будущее (…)

Только что приходил Павел и все мне рассказал. Я полностью понимаю Твой поступок, мой герой. Ты не можешь подписать противоположное тому, о чем Ты поклялся при коронации (…) Все же так ты спас трон для Бэби…»

В своем дневнике Александра лаконично отмечает:

«Узнала, что Ники отрекся и за Бэби… Как раз говорила по телефону со Ставкой, когда он пришел…»

_{Запись Александры в дневнике от 3 марта 1917 г. После указания температуры больных детей написано: «Поль [Павел Александрович] приходил с манифестом об отречении (…) Слышала, Ни[ки] отрекся и за Бэби. Как раз говорила по телефону со Ставкой, когда он пришел…}