Александрин. Огненный цветок Вальхейма

— В Оржентеле всё… как обычно? Я слышала какой-то шум из коридора.

Вообще-то, всего пару минут назад я пребывала в оковах жуткого сна и единственное, что слышала — это предсмертные хрипы несчастной, убиваемой её любовником и моим по совместительству мужем.

К счастью, Мадлен не обратила на это нелепое объяснение внимания. Всплеснула руками и, позабыв о том, что я не её подружка, настолько её распирало от желания посплетничать, уселась прямо на кровать со мною рядом.

— Здесь такое творится! Ужас просто! Пресветлая Витала, спаси и защити, — тараторила, захлёбываясь словами.

— Мадлен! — осадила я болтушку.

Сейчас не до её причитаний.

— Пару часов назад Бланш, служанка мадмуазель дю Файи, нашла её мёртвой.

— Госпожу дю Файи?! — прикинулась я ошеломлённой. Не знаю, как это смотрелось со стороны, надеюсь, правдоподобно. Не признаваться же Мадлен в том, что я уже в курсе произошедшего.

Тогда придётся объяснять, зачем глубокой ночью шлялась по замку и как оказалась у покоев Алис. А главное, почему, обнаружив девушку мёртвой, сбежала, словно преступница, а не разбудила весь замок.

— Она, она, — часто закивала служанка. — Та самая, которая… Ну, с мессиром маркизом. — Мадлен осеклась под моим взглядом. Наверное, было в нём что-то такое, что заставило её съёжиться, а потом еле слышно промямлить, уже без энтузиазма: — С его светлостью сейчас разговаривают. Это всё, что я знаю.

— Хорошо, можешь идти.

Служанка, казалось, только того и ждала. Опустилась в быстром реверансе и помчалась добывать для меня целебное снадобье. Стоило Мадлен скрыться за дверью, как я тут же о ней позабыла, сосредоточившись на Моране.

Вот ведь скверная привычка думать всегда о нём одном.

За целое утро я даже не вспомнила о де Париньяке и его никчёмных попытках «поближе познакомиться». Тревога о Страже оказалась сильнее переживаний, вызванных стычкой с графом. Да и не заслужил этот мерзавец того, чтобы я о нём думала.

Посему мысли о его сиятельстве были похоронены в самых дальних закутках сознания.

Правда, ненадолго. Благодаря стараниям маркиза, вскоре явившегося проведать меня, собирающуюся на утреннюю прогулку по оржентельскому парку, образ ненавистного графа снова воскрес в памяти.

— Оставь нас, — коротко приказал колдун, и Мадлен, ловко вдев в мою причёску нежно-голубое пёрышко под цвет шёлкового с жемчужным отливом платья, поклонившись, бесшумно просочилась в приоткрытую створку.

Моран остался стоять у входа, будто почувствовал и мой страх, и напряжение, всякий раз возникавшее между нами. От которого, казалось, густился воздух и немного, самую малость кружилась голова.

Некоторое время мы молчали, просто смотрели друг на друга. Я была бы и рада отвернуться, опустить голову, да только не было сил оторваться от чёрного омута колдовских глаз, который затягивал, парализуя тело, сминая волю.

— Очень сожалею о случившемся. Могу себе представить, что вам пришлось испытать вчера по вине де Париньяка, — наконец сказал маг, развеяв наваждение.

Встрепенувшись, ляпнула:

— Он-то хотя бы ещё жив? — С силой прикусила язык, но, как обычно, поздно.

— Ещё да, — с оттенком горечи усмехнулся маркиз.

— Я не то имела в виду. Просто… ты вчера ушёл с ней. А потом…

— Мадмуазель дю Файи покончила с собой.

— Ох, — только и смогла выронить я, опускаясь обратно на обтянутый глазетом стул. Тёмного дерева, резной, с высокой спинкой и дугами-ножками. Добротная, дорогая мебель.

Вот зачем я сейчас о ней думаю?! Мысли, словно кузнечики, прыгали в голове, одна абсурднее другой.

— Отравилась, — прервал очередную паузу Страж, которому, кажется, этот разговор тоже давался с трудом.

— Но, — подняла на мужа глаза, — почему?

Де Шалон неопределённо пожал плечами:

— Будем выяснять.

— Ты ведь был с ней. — Хоть прикусывай язык, хоть нет — без толку. Всё равно я сначала мелю, а потом только думаю. — Может, заметил, была ли она из-за чего-то подавлена? Или, может, что-то её тревожило.

На лице маркиза появилось жалкое подобие улыбки. Да и не улыбка это была даже, а скорее, страдальческая гримаса.

— Давай предоставим заниматься расследованием сведущим людям.

Да я вообще-то тут не расследованием занимаюсь, а битый час (ладно, от силы минуту) пытаюсь выяснить, зачем он к ней вчера потащился! Знаю, ревновать к покойнице — глупо. Вот только скажите это моему дурному сердцу и моей не менее дурной голове.

Страж не стал дожидаться, пока войду во вкус и закидаю его вопросами. Шагнул навстречу и снова остановился, заметив, что я, сама того не желая, вздрогнула.

— Полагаю, мне следует извиниться.

А вот это что-то новенькое.

— Извиниться за что?

— Запечатывая твою магию, я надеялся защитить тебя от Серен. Но не учёл того, что делаю тебя беззащитной перед другими монстрами.

— Это ты о графе?

И снова дурацкое молчание, окончившееся напряжённым вздохом:

— И о нём тоже.

Интересный поворот.

— Если позволишь…

Страж взял меня за руку. От прикосновения сильных пальцев к запястью по коже пробежала стая мурашек. Ледяных и одновременно горячих.