Александровскiе кадеты (СИ)

А в день, когда всё изменилось, Илья Андреевич опять отправился в Приорат. Федора с собой не взял, хотя тот и просился — мол, незачем, и так справлюсь, а вам, господин кадет, надлежит готовиться: совсем скоро классное сочинение у госпожи Щульц, а она строга, спуску никому не дает, даже самому Константину Сергеевичу, подполковнику Аристову.

И ушёл. Надел тёплую шапку, облачился в могучего вида шубу, похлопал Федора по плечу, и ушёл. Приборы с собой не брал, дескать, в такой мороз они только помеха. Федя не понял, зачем тогда вообще идти и что, собственно, намерен искать уважаемый Илья Андреевич, что и как?

У самого Федора продолжались занятия, надо было бежать на урок. Он и побежал, и, морща лоб, скрипел пером, пока Иоганн Иоганнович в присущей тому манере подсмеивался над господами кадетами, что всем отделением не в силах постичь тайну неразрешимости квадратуры круга.

Петя Ниткин вновь получил лимонный конвертик и на перемене вперился в него глазами, аки народ на воскрешенного Лазаря. Федя уже знал, что говорить с другом, когда у того новое письмо от Зины, просто бесполезно.

Вот тут-то его и поймал Лев Бобровский.

— Слушай! Физик-то наш, Положинцев — по Приорату ходит! Высматривает что-то!

— А ты откуда знаешь? — изумился Федор.

Лев снисходительно хмыкнул.

— Учиться надо тебе, Слон. Книжки умные читать, не только сказки про пиратов.

— Чего это ты, Бобёр? — обиделся Федя. — Не учи учёного! Не можешь сказать толком — ну и пожалуйста, ничего не говорил, больно надо!

— Ладно, ладно, не обижайся, — сдал назад Левка. — Слуги, Слон, они всё видят и примечают. Ты им гривенник — они тебе всякие интересности. А уж за рубль всю господскую подноготную выложат. Вот мне и передали — за полтину — что физик наш подвалами Приората ползает, стены выстукивает. Прямо сейчас! Ну, вернее, с час назад выстукивал. Его спросили, мол, барин, не принесть ли чего, не подать ли — он распорядился чаю горячего ему принести, с баранками, он, дескать, тут надолго. Так что сидит там!..

— Ну и что? Пусть себе сидит!

— Так а если ход найдет?!

— Ну и найдёт. Нам-то что за забота?

— Эх, Слон, Слон! Ты что, забыл, что бомбистов-то сентябрьских так и не нашли? А я тебе говорил ведь, что могут они и своих в корпусе иметь!

— Ерунду не болтай! — рассердился Федор. — Когда бой был, Илья Андреевич нас прикрывал, с нами вместе отстреливался!

— Ещё б ему не отстреливаться! — фыркнул Левка. — Его б самого прибили и не посмотрели бы! Кто там разбирает, когда такое творится?!

Тут, приходилось признать, он был прав, но всё равно — считать Илью Андреевича «бомбистом»? Чушь собачья!

Увы, Левке этого сейчас не докажешь. Нельзя об этом говорить вслух.

— Короче, Слон! Я — туда! Ты со мной?

— Какое «с тобой»?! А уроки?!

Лева так увлёкся, что, казалось, совершенно забыл об этой малости.

И всё бы закончилось, как заканчивалось, однако вмешалась всемогущая судьба.

Оставшиеся два урока отменили — законоучитель отец Корнилий захворал, преподаватель русской истории Григорий Лукьянович сидел у постели тяжело рожавшей жены, и кадеты седьмой роты неожиданно оказались распущены — потому что и Ирина Ивановна Шульц, и Две Мишени, и капитаны Коссарт с Ромашкевичем — все оказались вызваны к начальнику корпуса с чем-то донельзя срочным и сугубо секретным.

— Ну, Слон? Что теперь скажешь?

Федор вздохнул. И пошел.

Ну не мог же он уступить Льву!

Он даже не успел подумать, как они выберутся из корпуса без отпускных билетов, однако хитроумный Бобровский, как оказалось, давно уже имел потайную лазейку — на заднем дворе, где ещё оставались какие-то древние сараи, невесть почему ещё не снесённые, в решётчатой ограде один из вертикальных прутьев был слегка отогнут — взрослому не пролезть, а кадету из младшего возраста — так даже очень.

— Теперь ходу! — прошипел Лева.

От корпуса до Приората — совсем недалеко. Федя обратил внимание, что щели в ограде вела неплохо утоптанная тропа — небось старшие возраста тоже этим пользовались, а, может, и старослужащие, чтобы срезать путь на станцию.

Так или иначе, до Приоратского дворца кадеты домчались лихой рысью. Федор уже горько раскаивался, что поддался — а если они попадутся? Вот уж позор будет так позор!

— А теперь куда? — спросил он Бобровского, когда впереди замаячила красноватая крыша последнего убежища мальтийских рыцарей.

— Давай за мной и делай, как я!

Лев решительно постучался в двери. Те приоткрылись, явив не слишком довольную физиономию горничной.

— Епифана Мокеича надобно! — выпалил ей прямо в лицо Бобровский. — По делу, из корпуса, срочно!

Эх, позавидовал Федор, мне так тоже надо научиться. Врет и не краснеет, и уверенно-то как!

Епифан оказался, что называется, прислугой за всё — лудильщик, паяльщик, слесарь; если что-то надо починить — все к нему шли, — быстрым шёпотом объяснил Феде Бобровский.

— Это ты ему рубль дал?

— Ему, кому ж ещё-то… — и Лев вновь полез в карман.

— Ну, молодой барин, поспешайте уж, — Епифан быстро и ловко спрятал туго свёрнутую банкноту. — Не знаю, что делать станете и как отговариваться, а я вас знать не знаю и…