Александровскiе кадеты (СИ)

Всё, всё погибало — а самое главное, душа Ильи Андреевича!.. Вдруг вспомнились слова отца Корнилия, как в Маньчжурии солдаты перед боем причащались и исповедовались, а он, полковой священник, отпускал им грехи вольные и невольные…

— Федь? Федя, ты чего? Вставай, на ужин уже сейчас просигналят!

Что? Ужин?.. Зачем ужин, какой ещё ужин?..

— Вставай, вставай, пошли! Константин Сергеевич вернулись, будут про государев смотр говорить сегодня!..

Слова Пети Ниткина доносились словно из дальней, очень дальней дали, из иного мира; мира, что упрямо не хотел отпускать кадета Федора Солонова.

Кадет Федор Солонов кое-как сполз с кровати. Машинально одёрнул покрывало — валяться, мягко говоря, не приветствовалось.

Одёрнул — и потащился следом за другом, повторяя и повторяя про себя:

«Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего…»

Вокруг шумел корпус, пробегали озабоченные кадеты, форся, промаршировала «вражеская» шестая рота, не преминув отпустить какие-то шуточки-дразнилки; Федор ничего не замечал.

«…Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу, Тя величаем…»

Матерь Божия, Приснодева, помоли Его за нас, грешных…

[1] В нашем временном потоке выпуск «руссо-балтов» начался чуть позже, в мае 1909 года.

Исход 1

29 октября 1914 года, Санкт-Петербург

Таврический дворец, «штаб революции», как слышалось в коридорах Федору, не спал. Не спали и в городе, замершему, словно в ужасе, запершемуся на все замки — но тут и там раздавались одиночные выстрелы, а кто и в кого стрелял — Бог весть…

Солонов вернулся к своим, коротко, шёпотом, доложил полковнику, что слышал.

— Молодец, — похвалил Аристов. — Только… всё равно, где государь? Ведь ни отречения, ничего — был и нет его… Так не бывает.

В груди у Федор похолодело. Вспомнил, чем кончилась похожая история в другом времени, в другом 1918-ом…

Шёпотом поделился с полковником, у того только желваки заиграли на скулах.

— Оставайся за меня, Федор. Пойду, поспрашиваю граждан — вдруг да что выболтают…

Однако на ловца, как говорится, и зверь бежит — откуда ни возьмись, на Аристова с Федором вывернулся холёный господин в дорогом сюртуке, с роскошно-торчащими усами, в пенсне, и совешенно седой, но не утратившей густоту шевелюрой:

— Отряд «Заря Свободы»? — отрывисто бросил он. — Министр Ответственного правительства Милюков.

— Так точно, гражданин министр! — Две Мишени отточенным движением взбросил руку к козырьку.

— Отрадно видеть порядок и дисциплину, — суховато кивнул Милюков. — Массы у нас горячо поддерживают дело свободы, то вот порядка как раз несколько и не хватает…

— Делаем, что можем, гражданин министр. Кадеты наши преданы делу революции, но, как видите, отряд сохраняет твёрдую дисциплину…

— Вижу, полковник, — перебил министр. — Александр Иванович Гучков мне передали, что у вас утром будет особое задание, так?

— Так точно. Поскольку Аничков мост занимают кадетские роты нашего корпуса, мы из распропагандируем и добьёмся их перехода на сторону свободы. Они сбиты с толку, гражданин министр, слепо выполняют приказания бывшего начальника корпуса…

— Вот именно, — буркнул Милюков. — Только и остаётся, что вопрошать, что это — глупость или измена?

— И то, и другое, гражданин министр, — склонил голову Две Мишени.

— Как ваши имя-отчество, полковник? Можно опустить «гражданина министра»

— Константин Сергеевич, уважаемый Павел Николаевич.

— Вы ручаетесь за своих кадет, Константин Сергеевич?

— Жизнью, — спокойно ответил Две Мишени. — Я сам пойду на переговоры. Меня они послушают. Я был ротным командиром у старшего возраста, Павел Николаевич.

Милюков вновь кивнул.

— Разрешите вопрос, гражданин министр?

— Судя по всему, что-то официальное, полковник?

— Так точно. Я уже задавал его гражданину военному министру, однако он, в силу занятости, ответить не успел…

— Что за вопрос, Константин Сергеевич?

Две Мишени бегло повторил то же, что высказал Гучкову. Что «кадет воспитывали в верности российскому престолу», что «достоверные данные о судьбе царя могут повлиять на молодые умы и склонить их к переходу на нашу сторону не только без кровопролития, но даже и с лёгкостью» и так далее и тому подобное.

Усы Милюкова встопорщились, пенсне холодно блеснуло.