Александровскiе кадеты. Том 1

– Не знаешь, что ль, Солонов? – зыркнул Костя. Зыркать у него получалось очень неплохо, несмотря на худобу и тонкокостность, взором он был свиреп.

– Не знаю. – Федя не опустил взгляда.

– И кто такие халдеи, не знаешь?

Это Фёдор, само собой, знал. Халдеями звали учителей, обычно – плохих учителей, но в местах, подобных Елисаветинской военной гимназии, где между начальством и мальчишками шла тихая, но беспощадная война, так звали всех наставников без разбора. Иные заслуживали этого прозвища, иные – так вовсе нет, и за них Фёдору было обидно.

– Ну так карланы – они ещё хуже халдеев, – презрительно скривился Нифонтов.

– Это кто ж тут «карлан»? – Фёдор вдруг почувствовал, как кровь начинает закипать. Тощий и вроде бы весь такой заморенный, Костя Нифонтов глядел на него, нехорошо прищурившись и безо всякого страха.

– Да все они тут. – Нифонтов изобразил рукой нечто малопристойное.

Фёдору стало обидно. Это Константин Сергеевич-то карлан? С двумя мишенями, вытатуированными на щеках?

– Ничего-то ты, Нифонтов, не знаешь, а языком мелешь, как худая баба помелом! – припомнил он одно из маминых выражений, когда та сердилась на чью-то болтливость.

– Ты-то много больно понимаешь, Солонов! – прошипел Нифонтов презрительно. – Начальство нашего брата кадета, и вообще всех, кто чином ниже, всегда душит! Им то первая радость, не знаешь, что ли? А этот… со щеками… – и Константин мазнул пальцем себе по лицу, словно рисуя круги, – откуда ты знаешь, как он это заработал? Может, в Одессе на Запорожке наколол, а ты рот и разинул, тетеря!

Фёдор сжал кулаки так, что ногти врезались в кожу. Ох и двинул бы я тебе… Чужие слова повторяешь, что ли? Или книжки какие? Сам-то бы небось нипочём так не сказал…

– Оставьтэ, господа, оставьтэ, – с ленцой вмешался Бобровский. – Не из-за чэго тут ссориться. Мы всэ тут кадэты, всэм надо друг другу помогать. Верно, господин Солонов? Верно, господин Ниткин?

– Верно, господин Бобровский, – сразу же закивал Петя.

– Ле-эв. Просто Ле-эв.

– Верно, Лев!

Фёдор ничего не ответил. Молча отвернулся и от Нифонтова, и от Бобровского. Сложный десерт на блюдечке совершенно потерял изначальную привлекательность.

– Эй, Воротников! – вдруг сказал Фёдор, сам себе удивившись.

Тот удивлённо уставился на вставшего Федю. Подполковник Аристов слегка поднял бровь.

– На вот, ешь, если хочешь. – И Фёдор протянул Воротникову своё сладкое. Воротников лишь глазами захлопал.

– Делитесь с товарищем, кадет Солонов? – вопросительно улыбнулся Две Мишени. – А попросил ли вас ваш товарищ, как подобает настоящему кадету?

– Никак нет, господин подполковник! – по-уставному вытянулся Фёдор. – Я просто вижу, он своё уже сло… то есть съел. А мне не естся что-то. Зачем же добру пропадать?

– Добру пропадать не нужно, это верно, – кивнул Константин Сергеевич. – Что ж, кадет Воротников, поблагодарите кадета Солонова. Это с его стороны весьма по-товарищески. Но, может, и другие захотят, не только вы, Всеволод?

– Не-не, – торопливо сказал Петя. – Мама мне вообще велела сладкого не есть. – Он огорчённо уставился на пустую десертную тарелку перед собой. – А я всё забываю, – добавил он сокрушённо.

– А нам хватит, – поддакнул Бобровский. – Верно ведь, Костик?

Нифонтов мрачно кивнул, сверля Фёдора взглядом.

Фёдор поставил блюдце с десертом перед Севой Воротниковым, тот, покосившись на подполковника рядом, ответил вполне человеческим «спасибо, Федь!», услыхал укоризненное поцокивание Двух Мишеней и тотчас поправился:

– Спасибо, господин Солонов!

– То-то же, – одобрил Две Мишени.

* * *

После обеда состоялось знакомство с остальными классами и преподавателями, в том числе – с математиком Иоганном Иоганновичем Кантором, старым, сухим, словно древний можжевеловый корень; Иоганн Иоганнович враз ошеломил кадет «простенькой задачкой, для разминки, каковую задачку вы, meine lieben Kadetten, конечно же все решите сейчас в уме», после чего на доске появилось:

«Купецъ продалъ 10 бочекъ масла. Каждыя три бочки съ масломъ вѣсили 22,47 пуда, а каждыя четыре пустыя бочки – 8,73 пуда. Сколько денегъ получилъ онъ на этой сдѣлкѣ, если за 1 фунтъ масла ему уплатили по 37,5 копейки, а за доставку каждаго пуда – еще по 22,5 копъ.?»

Фёдор кинул беглый взгляд на Воротникова – второгодник сидел с видом приговорённого к смерти.

Разумеется, первым опять был Петя Ниткин. Впрочем, он оказался и единственным, кто и впрямь решил задачу в уме.

После всего этого и многого иного подполковник Аристов отвёл всю седьмую – младшую – роту наверх, обратно в ротный зал. Пришли и двое других воспитателей, командиры второго и третьего отделений. Капитаны Коссарт и Ромашкевич казались братьями: оба худые, жилистые, поджарые усачи со строгими взглядами. У обоих на кителях – маньчжурские награды.