Александровскiе кадеты. Том 2

Петя остановился, поднял глаза от книги.

– Федь? Ты слушаешь?

– Думаю я, – честно ответил Фёдор. – Про… сам знаешь что.

Петя вздохнул, закрыл «Кракена».

– Я тоже думаю. И ещё думаю, где же мы были… ну, пока тут не оказались. Константин Сергеевич говорил – думал, браунинг свой никогда не отчистит. От кого-то мы знатно отстреливались…

– Вот только от кого? И были ли мы… там? В их 1917-м?

– Были, – уверенно сказал Петя. – Пуля твоя откуда взялась? Значит, с кем-то дрались, и всерьёз.

– А машина куда исчезла? Что твоя наука говорит?

Петя вздохнул.

– Наука говорит – это невозможно. Время, перенос туда-сюда – ещё могу представить. Но чтобы машина сама себя перенесла?.. Но вообще, Федя, это ж здорово, что мы там побывали. Я столько повыписывал себе!..

– Молодец, – рассеянно сказал Федя. Он подумал о пуле – о длинной пуле с закруглённой головкой, что весёлый доктор Иван Семёнович принёс ему на память. Конечно, в России продаётся всякое оружие, может, и «арисака» попалась. Но главное – что им удалось и что нет? Почему осталась его рана, порванная и изрядно грязная одежда, пороховой нагар на пистолетах, а воспоминаний никаких, ни у кого? И ещё – они вернулись в тот же день декабря своего 1908 года, чуть ли не в тот же момент, ну, может, на час позже. Совершенно не так, как предсказывал профессор Онуфриев, совсем не так!..

Фёдор сказал об этом вслух, и Петя Ниткин немедля расцвёл. Он, само собой, тоже это заметил и уже начал думать.

– Так ты ж не знаешь, как там у профессора всё придумано было! – не выдержал Федя. Петькина самоуверенность порой бесила даже лучшего друга.

– Не знаю, – сознался Ниткин. – Я кое-что из его математики стянул, – он покраснел, – но, чтобы разобраться…

– Так спроси у того, кто здесь машину эту ставил, – сердито сказал Фёдор.

– У кого?

– У Ильи Андреевича, само собой! У Положинцева!..

– А ты с чего так решил?

– Так больше некому!

– Как это «некому»? – удивился Петя. – Илья Андреевич, конечно, первым в голову приходит, потому что физик…

– А кто ещё в подвалах корпуса мог разгуливать?

– Кто угодно, – строго сказал Петя. – Кто угодно мог, если узнает про потерну и отыщет в неё вход. Потому что мы ж так и не знаем, куда она точно выходит и где заканчивается!

– Всё равно он, – с уверенностью сказал Федя. – Вот увидишь!

– А чего ж тут видеть? Я пойду и сам спрошу!

– А он откажется от всего. Доказать-то нечем!

– Ну вот ты сам понимаешь, что нечем.

– Петь… но ведь так же нельзя!

– Чего нельзя?

– Молчать нельзя! Делать вид, что ничего не случилось, нельзя!

– Нельзя. А что ты сделаешь? Куда пойдёшь? Кому расскажешь и зачем? И что потом будет? Я вот, пока у профессора сидел, много чего себе на заметку взял. Надо с тем же Ильёй Андреевичем поговорить – про телефоны те же, к примеру…

Федя застонал.

– Так он же сам оттуда!

– Может, и оттуда. А может, и нет. Но телефоны новые всё равно нужны. И радио. И винтовки. Я вот прочитал, что оружейник наш один, Владимир Григорьевич Фёдоров, новую самозарядную винтовку создаст, «автомат Фёдорова». И будет он неплохим, только делать сложно будет на заводах, точность обработки потребуется. Можно ему подсказать кое-что, незаметно так.

Эта мысль Феде понравилась.

– Винтовка Мондрагона, конечно, есть, но автомат Фёдорова лучше, как я прочитал, – продолжал Петя. – А вообще… вообще нам надо быть готовыми. Путь к нам они открыли.

– Так ведь помогли! Разве лучше было б, погибни Пушкин?

– Кто-то помог. А кто-то и навредить может, – учительским тоном заявил Ниткин. – Но вообще мы об этом потом подумаем, ладно? Тебе лежать надо! Так, где я остановился?..

Продолжить ему не удалось – появились Две Мишени с госпожой Шульц.

– О, Петя! Как хорошо с твоей стороны читать раненому товарищу!.. – Ирина Ивановна пододвинула табурет. – Мы так и знали, что тебя тут найдём.

– Только Костю Нифонтова не найти никак, – заметил подполковник. – Прячется. Злится.

– Так он остаться хотел, Константин Сергеевич, – сказал Фёдор. – Вот и злится. Что ж тут удивительного?

– Удивительного ничего нет, а вот болтать он может начать, – строго сказала Ирина Ивановна. – Обижен он на нас очень.

– А начнёт язык распускать – и себя погубит, и нас, – заметил Две Мишени.

– А что же сделать можно? – Федя приподнялся на подушках; неловко было валяться перед учителями, тем более что «рана совсем лёгкая, царапина», как он уверял в письмах и родным, и Лизавете.

– Убеждать. Говорить. Не оставлять одного. Ему сейчас очень хочется всё кому-то выложить, душу облегчить, – очень серьёзно сказала Ирина Ивановна. – Я бы ещё его семье написала…

Федя с невольным стыдом подумал, что папа ведь обещал помочь капитану Нифонтову; надо напомнить, напомнить обязательно!.. Вот прямо сейчас!..

– Ирина Ивановна! Погодите! Не надо писать! – взмолился Федя. – Давайте я сперва папе напишу… – И он как мог, запинаясь, пересказал давнюю встречу с семейством Нифонтовых, а потом и последний разговор с Костей – что отец его служит в крепостном полку Кронштадта и сильно страдает от старых ран в сырых и промозглых казематах.

Две Мишени нахмурился.