Александровскiе кадеты. Том 2

– А ты не выдавай! – тотчас выпалила Лиза. – Не выдавай! Я сама догадаюсь!

– Да о чём же тут догадываться?! – взмолился Фёдор. – Какие тут тайны?! Да Петька никакие тайны хранить не может! Он же враз всё выложит! Ему же интересно!

– А ты? – Лиза вдруг заглянула прямо в глаза. – Ты мне не намекнёшь?

– О чём?! – застонал бравый кадет, проклиная про себя Петькину рассеянность.

– Да случилось с вами что-то, и с тобой, и с Петей, – вздохнула Лиза, нимало не обидевшись. – Не такие какие-то стали.

– Ага, тут на корпус напали, отстреливались, пустяки такие, – попытался Фёдор свести всё к мятежу.

Лиза долго на него смотрела удивительными своими глазищами – смотрела грустно и как-то совсем не по-детски. Федя даже растерялся, не зная, что сказать.

– Знаешь, – Лиза водила пальцем по ободку блюдечка, – я думаю, что кузен Валериан спутался с очень, очень скверной публикой.

– С какой? – обрадовался Федя сменившейся, как ему показалось, теме.

– Думаю, революционеры. – Лиза понизила голос до шёпота. – Социал-демократы. Я подслушала, – лёгкий румянец на щеках, – мама говорила.

Это для Фёдора, само собой, новостью не было. После того памятного вечера, когда Лиза помогла ему подслушать сходку эсдеков в собственной квартире Солоновых, он так и не удосужился как следует всё это обсказать Лизавете, только упомянул, что да, у Веры с Валерианом всё серьёзно, но всё-таки не до такой степени.

– Лиза… ты прости меня… я тебе должен кое-что рассказать… вернее, дорассказать, так-то я уже начинал – помнишь, про сестру мою и про твоего кузена…

– Ага! – аж подскочила Лизавета. – Так я и думала – давай угадаю: он и Веру в это дело втянул?

– Втянул, – кивнул Фёдор. Про то, что эсдеки собирались прямо у них, он, по здравом рассуждении, решил всё-таки не говорить.

– Так и знала, так и знала! Вот скажите, ну что за дуралей? Ну совершеннейший же дуралей!

С этим Фёдор был абсолютно согласен.

– Ну, рассказывай же, рассказывай! – тормошила его Лизавета.

И он рассказал.

Про холодный и пыльный чердак возле Обводного. Про грохочущие по кровельному железу сапоги. Про маслянистый блеск воронёного ствола и про падающего беднягу-жандарма. Про Йоську Бешеного он рассказал тоже.

Лиза умела замечательно слушать. Прижала ладошки к щекам и застыла, только невероятные глазищи сияли. Она не перебивала, не переспрашивала – только ближе наклонялась к нему, потому что Федя, понятно, шептал.

А когда он закончил, даже в ладоши захлопала.

– Чего ж тут хлопать? – недовольно нахохлился Фёдор. – Запросто попасться мог! И из корпуса бы выгнали!

– Ты бы не попался. – Лиза покачала головой с непоколебимой уверенностью. – Но что они готовят, что замыслили?

– Восстание. Как уже было, – шепнул Фёдор и вздрогнул. – Только уже умнее. И шире. И больше. И армию перетянуть.

– Но ты же придумал, что надо сделать? – Лиза заглянула ему в глаза с таким выражением, что Федя немедля ощутил себя в силах самолично одолеть всех смутьянов.

Ему очень хотелось сказать – мол, да, конечно, как же может быть иначе?

Но вместо этого…

– Не. Не придумал, – честно признался он.

– А Вера что же? Ты веришь, что она взаправду в Охранном отделении?..

– Не знаю, – уныло вздохнул Фёдор. – Хотел бы верить.

– А не получается? – проницательно заметила Лиза.

– Не до конца.

– Вот и у меня не до конца. Но… – Она вдруг схватила Фёдора за локоть, и он аж вздрогнул. – Я этим кузеном займусь! Ему это так просто с рук не сойдёт!

– Да что же ты сделаешь? – Федя испугался. Не за себя – за эту несносную Лизавету с невозможными глазищами. И сам удивился своему испугу.

– Придумаю! В бумаги его влезу! Он ничего и не заметит!

– А потом? – Как говорил Две Мишени, «всегда рассчитывайте манёвр на два шага вперёд – не только на завтра, но и на послезавтра».

– Придумаем! – отрубила Лиза.

«И ведь придумает», – решил Фёдор.

Меж тем кончились Святки, остался позади крещенский вечер – у Нади собрались подружки, закрылись в их с Верой спальне, возились там, пищали, хихикали, жгли зачем-то свечки. Старшая сестра всё время просидела в гостиной с французским романом, Фёдору было поручено «следить, чтобы Черномор не мешал», чем он (Фёдор конечно же, а не Черномор) не без удовольствия и занялся.

Каникулы кончались, на следующий день после Крещения надлежало явиться в корпус для регулярных занятий. Котёнок азартно атаковал катаемый перед ним клубочек, нянюшка ворчала: «Балуешь ты его, несносного!» – сестра же Вера…

Какое-то время она и впрямь читала или делала вид, что читает. Потом раздражённо захлопнула книжку, отбросила в угол – и это аккуратнейшая, педантичная Вера!

А потом вскочила, быстрым шагом, вбивая каблучки в паркет, подошла, почти подбежала к окну, откинула занавеску. Застыла, вглядываясь в успевшую сгуститься темноту – и вдруг вспорхнула, взмахнула тонкими руками под белой вязаной шалью, метнулась в прихожую.

Щёлкнул замок.

– Господин Корабельников!.. Я вам запретила сюда являться!.. – услыхал Фёдор очень, очень громкий и даже злой голос сестры.

– Но, Вера, нам очень нужно пого…

– Monsieur, partez s’il vous plait![38]