Александровскiе кадеты. Том 2

Они медленно шли вверх по течению, туда, где водосборник заканчивался очередным тупиком. Илья Андреевич сверился с какими-то записями и принялся устанавливать свои «электроды», как он выразился.

Фёдору и Пете пришлось подтаскивать сумки с инструментом и прочими припасами. Установили фонари, зажгли – и замерли, глядя, как священнодействует их учитель физики.

Положинцев щёлкал переключателями, следил за мечущимися стрелками, записывал их показания. Поминутно глядел на указатель «заряда батареи», как он выразился.

– Илья Андреевич, а Илья Андреевич! – не вытерпел Петя. – А что вы замеряете?

– Напряжённость поля, – неопределённо отозвался физик.

– А какого именно? – не отставал Ниткин. – И вы ж электроды просто к стенкам прикрепили, а прошлый раз, осенью, я помню – вы их в землю втыкали!

Но Илья Андреевич, обычно очень словоохотливый и всегда готовый поговорить о собственных экспериментах, на сей раз только промычал что-то неразборчивое да махнул рукой.

– Передвигаем, – сказал наконец.

Передвинули. Вновь защёлкали тумблеры, заметались стрелки; сняты и записаны показания, а потом всё повторилось вновь.

Так они добрались до самого конца водосборного туннеля – глухой стены бутового камня.

– Ещё раз, – недовольно сказал Положинцев.

Пришлось повторять, тащить всё оборудование обратно, к самому устью, к забранному решёткой водосбросу.

Это становилось уже совсем скучно и неинтересно, тем более что Илья Андреевич никаких пояснений не давал, и весь Петин энтузиазм так и разбился о стену ледяного молчания.

Положинцев испещрил несколько страниц своего блокнота узкими колонками цифр и непонятных даже Пете Ниткину значков. Устало махнул рукой:

– Пора в обратный путь, дорогие мои кадеты. Спасибо за помощь; понимаю, что дело выдалось тоскливое. Что ж, и такое случается. Надо проанализировать полученные данные: я искал вход в то самое подземелье, что, как мне представлялось, обнаружил по осени. Так просто он нам не дался, но, кто знает, кто знает…

Что-то здесь было не так. Федя это скорее почувствовал, чем понял. Илья Андреевич и впрямь что-то искал в этой широкой трубе – короткой, совершенно лишённой всякой загадочности. Но что?..

Теперь была его очередь атаковать вопросами Петю Ниткина.

– Да что я тебе, Пуанкаре?[36] – отбивался несчастный Петя. – Я в его цифири ничего не понял, вот те крест! Это какая-то высшая физика, я такую нигде не видывал!

В общем, и тут вышел полный афронт.

К счастью, выручала Лизавета. Шокировав маму, она на следующий день явилась прямо в квартиру Солоновых – одна, без сопровождения!.. Правда, тотчас отыгралась, заведя на почти безупречном французском вполне светскую беседу.

Вскоре они уже сидели в «Русской булочной» за порциями мороженого – когда ж ещё есть в России мороженое, как не на Святках? Лиза рассказывала, что Зина, оказывается, дружит теперь с Петей Ниткиным, и это очень хорошо, потому что она, Зина то есть, очень умная и в дорогую гимназию Тальминовой поступила по благотворительности одной богатой купчихи, лучше всех написав работы по математике и словесности.

– Это что ж, купчиха сама в математике разбиралась? – удивился Фёдор.

– Нет, что ты, – засмеялась Лиза. – Купчиха кроме деловых бумаг только жития святых читает да Четьи-Минеи. Нет, профессоров нанимает, представляешь? В честь мужа покойного, говорит, завела три места в гимназии, оплачивает сама, дескать, супруг её на умных людях разбогател, и она теперь через то возвращает[37].

– Молодец Зина, – искренне сказал Фёдор. Зина ему понравилась – было в ней что-то надёжное, спокойное, уверенное, но непоколебимое, словно у каменной стены. – Но ты ж не для того меня сюда позвала, правда?

– Фу, какой вы неромантичный, monsieur Solonov! – фыркнула Лиза, скорчив уморительно-серьёзную рожицу. – Ну да, – призналась, озорно сверкнув глазами. – Но мы же друзья, верно? А друзья должны видеть друг друга, так?

Возразить было нечего, но какой-то подвох Фёдор почувствовал. И точно!

– Во-первых, с этим спасителем государя вы с Петей не просто так спрашивали, правда? Зина говорит, они с господином Ниткиным идут, болтают, а потом он вдруг замолкнет, да и уставится на какой-нибудь автомотор или даже просто розвальни и бормочет себе под нос что-то вроде: «Уйдёт, всё уйдёт… но как? Когда?»

Федя едва удержался, чтобы не закатить глаза. Ну, Ниткин, ну, погоди! Выболтает ведь, точно выболтает! Уже сейчас небось лопается, едва сдерживается, чтобы с Зинкой не поделиться!..

– Пусть не обращает внимания, – как мог беззаботно сказал он. – Петя он… он такой, заговаривается… небось про свою физику думает! Он даже про неё во сне может говорить, представляешь?

– Н-да? – искоса взглянула Лиза. – Зина вот так не думает.

– Не думает, что Петя ночью про физику бормочет? – в свою очередь поддел Фёдор.

– Фу! Фу! Стыдно прикидываться, monsieur! – Лиза погрозила пальчиком. – Петя что-то скрывает, какую-то тайну. И я её должна узнать! – Она аж притопнула ножкой.

– Лиза, да с чего ты взяла?.. Какая ещё тайна? А даже если она и есть, как же я бы её выдал, даже если бы и знал? Это ж не моя была бы тайна!