— О, полковник, новейшее изобретение! Прямо из Северо-Американских Соединенных Штатов! Очень удобно! Лидочка! Камеру!
Камера и впрямь появилась — на обычной треноге, но небольшая, совсем не похожая на огромные устройства, привычные Феде. Передняя стенка откинулась вперёд, Борода Клинышком деловито раздвинул «гармошку». На передке коричневой кожи красовалась чёрно-белая табличка: «Момент».
Именно «Момент», а не «Моментъ», как полагалось по правилам.
Комиссар перехватил недоумённый взгляд Федора, рассмеялся:
— Что с них взять, с американцев? Нация передовая, образец для нас, но порой и на старуху поруха случается. Ошиблись в названии, когда делали по заказу партию для России, гражданин кадет, представьте себе! Мы всей канцелярией очень смеялись…
Полыхнула магниевая вспышка, комиссар кивнул Аристову.
— Теперь давайте ваших остальных, младших командиров отряда. В аппарате восемь кадров. Лидочка, приготовьте ещё мандатов.
Федор, а за ним остальные «стрелки-отличники» получили мандаты — попроще, чем у Двух Мишеней и куда короче, но тоже вполне внушительные.
— Минутку подождать…
А через минуту и в самом деле извлёк из аппарата ленту чёрно-белых фотографий, протёр тампоном, велев Лидочке «наклеить и опечатать». Что и было проделано — так на мандатах отряда «Заря свободы» появилась четвертая печать.
Заполучив бумаги, полковник как мог скоро повёл кадет подальше от канцелярий и кабинетов, пытаясь отыскать место потише. Просто удивительно, что даже сейчас, заполночь, шум и гам не утихали.
— Солонов!
— Я, гос…
— Гражданин! — прошипел Две Мишени.
— Я, гражданин полковник!
— Останетесь за старшего. Я должен кое-что выяснить, насчёт этого… Петросовета. — И добавил, ещё понижая голос, — кое-что я о них помню.
Федор тоже помнил — и пересказов Пети Ниткина и самого полковника.
— У вас есть бумаги, думаю, нам здесь ничто не угрожает. Пока не угрожает.
…Пустой кабинет отыскался в самом конце длинного коридора. Досюда комиссары Временного Собрания ещё не добрались, наверное, просто не успели.
Вся третья рота набилась внутрь, просторный кабинет мигом заполнился. Федор выставил часовых, и сам тяжело опустился на пол, привалившись к стене. Не самое удобное положение, но выбирать не приходится.
Кто-то из кадет грыз галеты, Пашка Бушен отправился за водой, наполнить фляжки. Вернувшись, доложил:
— Что тут в туалетах творится… Боже милостивый!
— А сами это «Временные»? — вполголоса спросил Федор.
— А у них своё, под охраной, нас туда не пустили, — ухмыльнулся Пашка. — Ну да мы и не рвались особо. На рожон не лезли.
— Молодцы, — чуть отстранённо сказал Федя. Он сейчас думал о странном фотографическом аппарате «Момент» без твёрдого знака на конце. И это заставляло думать…
— Пашка! Остаёшься за старшего, я быстро!
Прежде чем Бушен успел возразить, Федор шмыгнул за дверь.
Время шло, и даже в канцелярии всё стало потихоньку затихать. Никто, однако, не расходился — быть может, ждали окончания очередного «совета» Временных.
В уже знакомой канцелярии треск пишущих машинок стих, у окна стоял самовар — труба выведена прямо в форточку — и весь личный состав, как сказал бы Две Мишени, отдыхал.
— Чего вам, гражданин кадет?
Борода Клинышком оказался на посту и бдил.
— Виноват! — немедля вытянулся Фёдор, являя собой сейчас полное соответствие знаменитому указу Петра Великого о том, что «подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». — Просто… спросить хотел. Про аппарат. Никогда такой не видывал! А посмотреть можно?
— Уже убрали, доставать зря не будем, — сухо сказал Борода Клинышком. — Здесь не в игрушки играют, гражданин кадет.
— Так точно! Значит, его из самой Америки привезли?
— Да, представьте себе, гражданин кадет, из самой Америки!
— А кто ж его привез? — самым что ни на есть невинным голосом, хлопая глазами, точно красная девица, осведомился Федя.
— Много будешь знать, гражданин кадет, скоро состаришься. Из Петросовета гражданин Благомир Благоев.
— Спасибо, гражданин комиссар, — очень вежливо поблагодарил Федя. — Уж больно аппарат интересный! Я фотографией сам увлекаюсь.
Борода Клинышком фыркнул.
— Ступай, гражданин кадет, ступай. Завтра у вас трудный день, борьба за свободу продолжается, хорошо бы, чтоб все, засевшие в центре города и в министерствах, одумались бы, перешли бы на нашу сторону…
— Перейдут, гражданин комиссар, — убежденно сказал Федя. — Разрешите идти?
— Ох, военная косточка, — вздохнул гражданин комиссар. — Ступайте, кадет, ступайте…