Александровскiе кадеты

«Государь на меня, конечно, разгневался. «Ах, брат Пушкин!» — сказал он мне, когда я, поневоле смущённый, ступил в его кабинет. — «Что же ты творишь?! Ты, кого Россия покрыла славой, первый поэт её, идёшь против Моих повелений? Разве не запретил Я дуэли? Разве не разбирал Я совсем недавно случай твой? Пушкин, Пушкин, это нехорошо!»

Не имея многого сказать, я, однако, со всем почтением поведал Государю, что не в силах был выносить насмешки, порочившие честное имя супруги моей.

«Сие мне ведомо» — перебил меня Государь. — «Но должен ты был вновь явиться ко Мне; Я бы уладил дело. А если б Мы не успели?»

Я хотел ответить, что всё в руце Божией, но, видя, что Государь разом и гневен, и опечален, промолчал, сказав лишь, что, наверное, не сделался б поэтом, коли умел бы столь хорошо смирять порывы сердца моего. Это понравилось Государю, он улыбнулся и сказал:

«Открывшиеся новые сведения велят Мне скорейше выслать и барона, и приемного сына его за границу. Свояченница твоя, супруга Дантеса, сможет последовать за ним, коль пожелает. Ты же, брат Пушкин, ступай и трудись. ‘Историю Пугачевского бунта’ твою, Я знаю, сильно ругали; Меня, ты знаешь, немало ругали и ругают тоже. В этом мы с тобой схожи, однако ж Я не отчаиваюсь, а иду путём служения, предначертанного Мне Господом. Служи и ты!»

Я почтительнейше осведомился, как же Государь узнал о точном времени и месте дуэли, на что он лишь рассмеялся и похлопал меня по плечу.

«Иные вещи, Пушкин, положено знать лишь Мне, во избежание беспокойства нравов. Ныне же ступай. Завтра тебе доставят указ: поедешь по ряду губернских городов с именным Моим повелением. Много творится непорядка, как явил нам г-н Гоголь в комедии своей — всем там досталось, а Мне больше всех. Поезжай, и составишь для Меня подробное отношение…»

Так положено было начало тому, что стало впоследствии «Земным путём»…»

Дальше тожк имелось много всего. Тот же «Земной путь» и «Повѣсти Бѣлкина», «Дубровскій» и «Евгеній Онегинъ», «Маленькіе трагедіи», «Полтава» и так далее и тому подобное

Федя пролистнул несколько страниц.

«Пушкинъ читаетъ стихи офицерамъ въ Благородномъ собраніи Севастополя во время первой бомбардировки 5 октября 1854 года, съ картины В.Е.Маковского[4]».

«Что ж это за офицеры, — подумал Фёдор, — которые во время обстрела стихи слушают? Пожары надо тушить, раненых выносить, к отражению штурма готовиться!..»

«Пушкинъ среди отступающихъ съ Южной стороны Севастополя войскъ, съ картины В.В.Верещагина».

«Пушкинъ и Тютчевъ слушаютъ императорскій манифестъ о заключении Парижскаго мира, съ картины И.Н. Крамского»

Но, конечно, были тут не только картины.

«Исторiя Таврической войны», «Стихи на бастіонахъ» …

««Стихи на бастіонахъ», безспорно, покажутся удивительными и даже странными истинному любителю пушкинской строфы, привыкшему къ отточенности риѳмъ, богатству и образности языка, удивительному свѣтлому чувству, коимъ наполнена вся пушкинская поэзія; здѣсь же г-нъ Пушкинъ зачастую прибѣгаетъ къ риѳмамъ дальнимъ и приблизительнымъ.

Очевидно, однако, что сдѣлано это съ глубокимъ осознаніемъ необходимости подобнаго, ибо проистекаетъ изъ строя тѣхъ солдатскихъ и матросскихъ пѣсенъ, которыя поэту доводилось слушать въ время Севастопольской эпопеи.

Таким образом, нельзя отрицать, что —"

— Господин кадет, — услыхал он вдруг совсем близко голос госпожи Шульц. Строгий, но не сердитый. — Столь пристальное внимание к хрестоматии, бесспорно, заслуживает похвалы, однако книгу вы прочтёте и после. А пока послушайте, что я говорю.

Отделение хохотнуло, и Фёдор поспешно захлопнул книгу. Ишь, Воротников, варежку раззявил, смешно ему, митрофанушке…

[1] Стихи Ирины Черкашиной, используются с её любезного разрешения.

[2] Подлинный исторический факт. Увы, в нашей реальности судьба о. Стефана сложилась трагически: без суда и следствия он был расстрелян одесской ЧК в 1918 году.

[3] Сноска внизу страницы гласила: «Алексѣй Васильевичъ Тырановъ (*1808-†1859) — русскій живописецъ, съ 1839 г. членъ императорской Академіи Художествъ».

[4] «Владиміръ Егоровичъ Маковскій (родъ. 1846) — русскій живописецъ, активный участникъ «товарищества передвижниковъ», съ 1873 г. членъ, съ 1893 г. дѣйствительный членъ императорской Академіи Художествъ»

Глава 3.3

Урок получился интересным, куда интереснее того, к чему Федя Солонов привык в прошлой своей гимназии, где учитель зачастую просто говорил открыть учебник на такой-то странице и «читать молча!».