Александровскiе кадеты

Кадеты, словно морская волна, нахлынули, окружили двух учителей.

— В городе беспорядки, Илья Андреевич, — сдержанно проговорил подполковник. — Похоже, из Петербурга и вообще с окрестностей собралось множество недовольных. Наличествуют инсургенты. И… лозунги, ну, вы понимаете, о чём я…. Его высокопревосходительство отдал приказ запереть корпусные ворота и занять периметр. Старший возраст получает оружие.

— А как же мы?! — вырвалось у Севки Воротникова.

— А вы продолжаете усердно заниматься, как положено славным Александровским кадетам, — внушительно объявил Две Мишени. — Волнения и смута вас не касаются. Рассаживаемся, господа седьмая рота! И подальше от окон.

— Ну вот, — разочарованно пробурчал Воротников, плюхаясь на непривычное место. — Мы тоже можем!..

— Прошу прощения за вторжения, Илья Андреевич, — слегка поклонился Константин Сергеевич. — Начинайте урок.

Положинцев кашлянул, одёрнул мундир.

— Да-с, господа кадеты… инсургенции — не вашего ума дело, и слава Господу нашему вседержителю, что есть те, кто займётся ими, а не вы. Так, так, а где же наш дежурный по отделению? Где доклад наставнику?

Он шутливо выпятил грудь и, бравурно насвистывая «Марш Радецкого», прошествовал к кафедре.

Урок начался.

Стекла в корпусе, вылетевшие при подрыве поезда Семеновского полка, уже вставили. Тяжёлые рамы плотно закрыты, с улицы не доносится ни звука. Илья Андреевич, как всегда живо, увлекательно, рассказывал о законах механики — когда снаружи грянул, пробиваясь сквозь все преграды, сперва одиночный выстрел, затем ещё один, а потом сразу то ли три, то ли пять.

Господин Положинцев запнулся на середине слова; кадеты, несмотря на запрет, ринулись к окнам.

— Назад! — загремел вдруг милейший Илья Андреевич. — Назад, кому сказано!..

Разрозненные выстрелы катались горохом из стороны в сторону, то отдаляясь, то вновь приближаясь. Бахнул разрыв — словно бы граната.

Учитель физики согнал-таки мальчишек в дальний угол, под прикрытие толстых стен — стрельба шла совсем близко. Там, где вокзал, где Конюшенная и Кирасирская улицы, где дворец.

— Стоим, где стоим. С мест не сходим. К окнам — ни-ни! — только и повторял Положинцев.

Мало-помалу пальба, однако стала стихать. Вот последние раз пролаяли винтовки— и наступила тишина.

В коридоре заливался звонок, но никто из седьмой роты не сдвинулся с места.

— Ступайте, мальчики, — тяжело вздохнул Илья Андреевич.

День этот прошёл для Федора как в тумане. Старший возраст, получив карабины, до вечера просидел в кустах возле ограды, но на корпус никто не покусился. Вечером на построение пришла зачем-то госпожа Шульц. Две Мишени метал на неё огненные взгляды, однако Ирина Ивановна всего лишь мило беседовала с капитанами Ромашкевичем и Коссартом.

— Гм, господа кадеты… я должен вам рассказать… — казалось, Константин Сергеевич мучительно подбирает слова. — Сегодня случились… беспорядки. Кучки подстрекателей рассеялись по городу, выкрикивая возмутительные оскорбления в адрес Его Величества, били витрины, пытались поджечь дома мирных обывателей. В прибывших для поддержания мира и спокойствия полицию и казаков начали стрелять из револьверов, охотничьих ружей… Пошла стрельба и с крыш, из чердачных окон… Среди городовых, жандармов и казаков есть убитые и раненые. Подоспевшие гвардейские роты Семеновского полка… открыли ответный огонь. Увы, негодяи прикрывались безоружными обывателями, среди которых также имеются жертвы.

Он запнулся, низко склонив голову. Выпрямился вновь, Фёдор увидел, как у Двух Мишеней дёрнулся кадык.

— Приказом его высокопревосходительства начальника гарнизона Гатчино город вновь объявляется на осадном положении. Соответственно, на осадном положении и наш корпус. Увольнительные отменяются… — по рядам славной седьмой роты должен был бы пронестись тяжкий стон, однако не пронёсся. Все молчали, даже Севка Воротников, даже насмешник Бобровский.

— Старший возраст заступит на патрулирование территории корпуса. Младшие возраста, — тут он вновь запнулся и отчего-то глянул на Ирину Ивановну Шульц, — младшие возраста раньше положенного начнут стрелковые упражнения на огневых рубежах.

Ну, уж тут-то седьмая рота не могла не взорваться ликующими воплями. И она, само собой, взорвалась.

— Завтра, господа кадеты, строевые занятия сокращаются. Пойдём на стрельбище.

— Ура-а! — вновь завопила вся рота.

Две Мишени отчего-то вздохнул. Капитаны Коссарт и Ромашкевич застыли с каменными лицами; госпожа Шульц комкала платочек.

— Всё, седьмая рота. Построение — и отбой, — махнул рукой подполковник. — И чтоб никаких чтений! Кадет Ниткин! Вас это в особенности касается.

Раньше это наверняка бы послужило предметом насмешек, но сегодня — нет, на это никто и внимания не обратил, включая и самого кадета Ниткина.

Взводные при непосредственной поддержке мадемуазель Шульц и дядек-фельдфебелей споро разогнали кадет по комнатам; Федор, задержавшись у дверей, слышал, как офицеры и Ирина Ивановна вышагивали туда-сюда по длинному коридору, о чём-то негромко переговариваясь. Он аж приложил ухо к замочной скважине — и ему повезло.