Александровскiе кадеты

— Конечно, все мы, и я, и капитаны Коссарт с Ромашкевичем, и… — тут Константин Сергеевич замялся, — и госпожа Шульц — все мы постараемся подтянуть кадета Ниткина. Но без вашей помощи ничего не получится.

— Так точно!

Две Мишени покачал головой.

— Отставить «так точно», кадет. Что вы намерены сделать? Каков ваш план?

— А… ваш? — вдруг выпалил Федя, не успев даже подумать, что же он, в сущности, говорит. И испугался. И зачастил лихорадочно: — Я к тому, Константин Сергеевич, что ежели в разные стороны тянуть, то это ж ничего ж не выйдет… надо ж не как лебедь, рак да щука…

— Верно, — кивнул подполковник. — Опять же, хвалю, кадет. Вы правы, действовать мы должны сообща. Поэтому будут дополнительные занятия. Для вас и кадета Ниткина.

Федя мысленно застонал. Ну что за невезение?! И так времени нет уроки сделать, а тут ещё и «дополнительные занятия»!

Мелькнула, конечно, и мыслишка, мол, чего это я за Нитку отдуваться должен? — но Федя тотчас же её изловил, скомкал, словно ненужную бумажку, изорвал на мелкие клочки и пустил по воображаемому ветру.

В общем, теперь ему, кадету Солонову, надлежало помогать Ниткину ещё и в гимнастике, а не только лишь в строевых упражнениях.

Зима пришла в Гатчино бурно, весело, сразу. Не гнилой хилой слякотью, когда «и сверху «шляча», и снизу тоже», как говаривала нянюшка — нет, с холодного севера, подобно могучему воинству, навалились низкие, почти чёрные тучи, взвыл ветер, ударила метель; но буйствовала она недолго, и уже к утру снег тихо валил и валил себе, быстро покрывая успевшую остыть землю. Пришлось срочно расчищать каток, но этому никто не огорчился — господа кадеты вдвоем и втроем наваливались на широченные скребки, в полную сажень, если не в полторы, и с хохотом мчали по льду, сперва быстро, затем всё медленнее и медленнее, толкая перед собой быстро растущий снежный сугроб.

Снежные стены росли и вокруг катка. Кое-кто уже принялся возводить крепостные стены с башнями; замелькали снежки.

Шестая рота, пользуясь общим — хоть и временным! — забвением корпусных правил, решила, что настало их время.

— Эй, седьмая рота, первое отделение! А с каких это пор вами Шульциха командует?

Степка Васильчиков. Самый задиристый задира, не уступавший самому Севке Воротникову, и оспаривавший у него титул главного силача младших возрастов.

Как на грех, Две Мишени куда-то отлучился, и вместо него первым отделением седьмой роты на уборке снега и впрямь распоряжалась госпожа Шульц.

— А у нас теперь это институтки — аж классную даму назначили! — загоготал Фимка Егоров, Васильчиков подручный.

Первое отделение встретило насмешки угрюмым молчанием. Севка Воротников поплевал себе на кулак и деловито направился прямо к недругам; Федор, недолго думая, последовал за ним, а третьим, к полному его изумлению, оказался Петя Ниткин — бледный, но решительный.

И именно Петя, опередив всех остальных, глядя прямо в глаза Васильчикову, выдал:

— Аскарида ты лумбрикоидальная, ганглий ты папилломный, — и ещё очень-очень много такого же, очень разного и никогда ни седьмой, ни шестой ротами не слышанного.

— Дивергенцией тебя, Васильчиков, по замкнутому контуру, и интегралом в зад!..

[1] Ваше Превосходительство (нем.)

Глава 8.2

Тут Васильчиков понял, что дело плохо. Но кидаться на обидчика при всех, при офицерах и той самой «Шульцихе», что явно почуяла неладно и решительно направлялась к своему отделению; и тут у старшего кадета что-то явно переклинило, потому что он вдруг дёрнулся, нелепо вскинул руку, парадным шагом промаршировал к оказавшемуся ближе всех Коссарту:

— Господин капитан! Имею доложить об оскорблении, нанесённом мне кадетом седьмой роты Ниткиным! Означенный кадет употребил в отношении меня слова, кои я считаю обидными и несправедливыми. Прошу разрешения на сатисфакцию!

Лица у всех присутствовавших разом вытянулись. И было отчего — кадеты как-то не слишком пользовались этим «способом разрешения ссор». Во всяком случае, Федор об этом не слышал.

Ему очень хотелось завопить во всю глотку «они первые начали!..», однако он тотчас и понял, что этим только навредит. Сейчас уже приходилось молчать.

Видно было, что капитану Коссарту всё это донельзя не нравится.

— Кадет Ниткин! Подойдите сюда.

Петя очень старался, отбивая шаг; скинул башлык, ладонь взлетела к виску, что называется, «с должными лихостью и молодцеватостью».

— Господин капитан, кадет Ниткин по вашему приказанию прибыл!

— Кадет Ниткин, присутствующий здесь кадет Васильчиков имеет обвинить вас в оскорблении словом и требует сатисфакции. Согласны ли вы её дать?

— Согласен, господин капитан! — как ни в чём ни бывало, отчеканил Петя.

— Помните, что за вами, как за вызванным, остаётся выбор оружия, — напомнил Коссарт, делая страшное лицо и явно пытаясь что-то Пете подсказать.

Ирина Ивановна меж тем уже стояла рядом с Федей и Севкой и глаза её метали молнии.

— Господа, господа! Ну что это за… — начала она было строгим тоном, словно все присутствующие, не исключая и офицеров, были её учениками и сидели за партами на русской словесности.