Александровскiе кадеты

«Так нечестно!» — вновь едва не завопил Федя. Ирина Ивановна опять успела первой, крепко сжала ему плечо.

Шестая рота, понимая, что дело пахнет керосином для всех, потихоньку, полегоньку отходила, прикрываясь широкими лопатами-скреперами.

Коссарт и Ромашкевич обменялись мрачными взглядами.

— Седьмая рота! Не стоим, не стоим! Кто хочет на коньках кататься, тот и каток расчищать должен!

…Но почему-то всем в седьмой роте о коньках не хотелось сейчас даже и думать.

* * *

Однако они напомнили о себе сами, причём тем самым способом, что и положено. Обычно почту раздавал кто-то из отделенных начальников после занятий; но Ирина Ивановна Шульц дожидаться не стала.

— Кадет Солонов! Задержитесь, пожалуйста.

Урок только что закончился — классным сочинением «Сказки Пушкина и их уроки» — и кадеты устало тащились в коридор. Пальцы у всех покрыты чернилами, даже у аккуратного, словно смолянка, Пети Ниткина. Ирина Ивановна требовала самое меньшее пятьсот слов, и притом отнюдь не «воды».

— Вам письмо, Федор, — в дрогнувшую ладонь бравого кадета лёг маленький розовый конверт с волнистой каймой. Адрес начертан идеальным «николаевский рондо»; а в самом низу, где должен был наличествовать отправитель, значилось то самое: «…Корабельникова Елизавета».

— Ступайте, кадет. Да не забудьте послать ответ. Можете отдать мне в руки.

Письмо Федор поспешно спрятал за пазуху. И не показал никому, даже другу Пете. И вскрыл очень осторожно, не разорвав, а разрезав конверт.

Против всех ожиданий, писала Лиза очень просто.

«Дорогой Федя! Спасибо тебе. Конечно, я приду и буду кататься с тобой. Напиши, во сколько и где мы встретимся. Твой друг Лиза».

Федор выдохнул и несколько мгновений посидел с закрытыми глазами. Потом кинулся тщательно прятать заветное письмо под внушительной стопкой писчебумажных принадлежностей на самом дне одного из ящиков.

Он сам не знал почему и отчего, но его и в самом деле «затопило радостью», как писали в романах.

Оставалось только написать ответ.

* * *

Государев каток открывался в субботу, при большом стечении народа. Большое пространство на озере Белом расчистили от снега, обнесли оградой, поставили здоровенные кадки с живыми елями. В нарядных павильончиках, разукрашенных палехской росписью, дымили огромные шестиведерные самовары, тут же продавались горячие пироги «со всем, что в погребе нашли», как выразилась Ирина Ивановна Шульц, вновь взявшая шефство над седьмой ротой.

Ворота в дворцовый парк широко распахнуты, и бородатые ветераны роты гвардейских гренадер в высоченных медвежьих шапках застыли на постах. Народ валил валом, и стар, и млад — угощение на государевом катке хоть и не бесплатное, но куда дешевле, чем у уличных разносчиков.

Горели бесчисленные фонарики, устраивался под высоким балдахином воинский оркестр. Ага, вот и «тальминовки» или попросту «тальминки» — в коротких полушубках и шапочках, просторных шароварах, забыв о важности, прыгают и машут руками. А почему машут? — да потому, что, печатая шаг, подходят роты александровцев и, право же, тянут носок они куда усерднее, чем на любом смотру.

Лизу Федор заметил сразу. Зеленые глазищи горели словно прожектора; вот она шагнула навстречу, вроде как смело, а вот заколебалась, так что и не поймёшь, от чего алы её щёки — от мороза, иль от смущения.

Как-то опять так получилось, что распоряжалась седьмой ротой Ирина Ивановна Шульц. Словно Две Мишени, а также капитаны Коссарт с Ромашкевичем решили, что выстраивать кадет парами с гимназистками получится у m-mle Шульц куда лучше.

Всего их набралось больше трёх десятков — Фединых товарищей по роте, сумевших как-то сговориться с гимназистками. Многие становились в пары прямо тут, на катке.

Федор не помнил, как они с Лизой оказались на льду, да не просто так, а крепко взявшись за руки крест-накрест. Да вдобавок ещё и самой первой парой!..

Лиза задорно взглянула на него.

— Покажем им, да, Федя?

— Покажем! — ни на миг не усомнился Федор.

— Не упадёшь? — поддразнила Лизавета.

— Сама не упади! — и они оба расхохотались, потому что оба же знали — это не всерьёз, каждый верит другому.

Взмахнул палочкой дирижер, грянул над простором катка Егерский марш, выкатился перед колонной кадет и гимназисток тонкий, в одном фраке, без шубы, распорядитель:

— За мной, Mesdames et Messieurs! Следуйте за мной! Проезд и два круга, два круга и проезд!

И они покатили.

Чёрные с алым шинели кадет. Кремовые с белым полушубки и шапочки тальминок. Шурр, шурр — лёд под коньками. И ладошка Лизы.

Они сделали два круга и проезд. А потом, сойдя со льда, рассыпались, смеясь, но ненадолго — потом что оркестр заиграл вальс и пары заскользили, кто умел — закружились, кто нет — просто катились в общем потоке.

— Давай! — Лиза безо всяких церемоний потащила Федю за собой.

Оказалось, что умеет они просто отлично. Ну, а кадет Солонов возблагодарил всех до единого своих учителей танцев. Конечно, вальсировать на льду — совсем не то, что на паркете, но на коньках Федя стоял крепко.

И они закружились. Ах, как они закружились!