Алексеев. Последний стратег

Германцы отправили трофейные русские орудия и снарядный запас к ним на Западный фронт. Союзники России французы после победного окончания Первой мировой войны выставили эти уже дважды трофейные орудия в Париже, на Эспланаде инвалидов.

Историк-белоэмигрант А. А. Керсновский писал, что это было сделано французами «на поругание своих бывших братьев по оружию». Париж долго не мог простить России, теперь советской, её сепаратный выход из войны. Для истории со «своей колокольни» Антанта была права.

Коменданта-изменника Новогеоргиевской крепости не судили военно-полевым судом за содеянное преступление. Генерал-лейтенант Бобырь был просто отчислен из рядов армии «за нахождением в плену». В вину ему не ставилось единственное: знамёна воинских частей Новогеоргиевска были благополучно доставлены к своим лётчиками авиационного отряда крепости.

Полки германского IX корпуса вступили в оставленную русскими войсками Варшаву 23 июля. Немцы шли по её улицам церемониальным маршем под бравурные звуки военных оркестров, исполнявших польский национальный гимн «Ещё Польска не сгинела»...

Военный историк-белоэмигрант генерал-лейтенант Н. Н. Головин, начальник штаба 7-й армии и Румынского фронта, участник тех событий, в своей книге «Военные усилия России в мировой войне» с известной долей горечи писал:

«Трудно на словах передать всю драматичность положения. Только часть бойцов, находившихся на фронте, была вооружена, а остальные ждали смерти своего товарища, чтобы, в свою очередь, взять в руки винтовку. Высшие штабы изощрялись в изобретениях, подчас очень неудачных, только бы как-нибудь выкрутиться из катастрофы.

Так, например, в бытность мою генерал-квартирмейстером 9-й армии я помню полученную в августе 1915 года телеграмму штаба Юго-Западного фронта о вооружении части пехотных рот топорами, насаженными на длинные рукоятки. Предполагалось, что эти роты могут быть употребляемы как прикрытие для артиллерии.

«Фантастичность этого распоряжения, данного из глубокого тыла, была настолько очевидна, что мой командующий генерал Лечицкий, глубокий знаток солдата, запретил давать дальнейший ход этому распоряжению, счищая, что оно лишь подорвёт авторитет начальства. Я привожу эту почти анекдотичную попытку ввести «алебардистов» только для того, чтобы охарактеризовать ту атмосферу почти отчаяния, в котором находилась русская армия в кампанию 1915 года...».

Думается, что Головин всё же несколько сгущает краски вокруг летних событий второго года кампании Первой мировой войны. Трагедии из отступления армий России из австрийской Галиции не получилось. Лучше Головина это поняли в Берлине и Вене. Чему есть немало документальных свидетельств главных действующих лиц той исторической драмы, происшедшей на Восточном фронте.

Так, начальник германского Полевого Генерального штаба генерал пехоты Эрих фон Фалькенгайн дал следующую оценку итогам наступательных операций летней кампании 1915 года:

   — Наши наступления успеха не имели. Русские сами оставили нам Варшаву, свои крепости и Польшу...

С Фалькенгайном был вполне солидарен и будущий глава Германского государства генерал-фельдмаршал Гинденбург.

   — Операция на Востоке, несмотря на прекрасное проведение Наревского удара, не привела к уничтожению противника...

   — Русские, как и нужно было нам ожидать, вырвались из приготовленных для них немецких клещей...

   — Российский Верховный и генерал Алексеев добились фронтального отступления в желательном для них направлении...

   — Надо изучить их удачный опыт противодействия нашим замыслам. Война ещё не закончена...

...В Берлине понимали, что спрямление Восточного фронта позволяет русским с гораздо меньшим напряжением произвести перегруппировку наличных сил. Для Германии и Австро-Венгрии одно это уже было большой опасностью. Начались оживлённые переговоры относительно характера дальнейших действий против России.