Алексей Гаврилович Венецианов

Можно смело сказать, что в этой картине Венецианов добивается высшего мастерства овладения пространственных далей. Поверхность любой картины — всегда плоскость. Венецианов каждый следующий от низа вершок вертикальной поверхности картины «отбирает», «отвоевывает» от плоскости и опрокидывает вдаль; реальная полоска реального холста шириною в каких-нибудь два-три сантиметра под его мастерской кистью превращается в очередной широкий, широчайший пространственный слой. Так он «вбирает» в маленький холст огромные жизненные пространства.

Ритмическое сочетание вертикалей и горизонталей, с помощью которых строится костяк композиции и реализуется пространство, основано здесь на явной доминанте горизонталей. Это естественно согласуется с замыслом: ведь горизонталь — носительница покоя, вертикаль — движения, беспокойства. С самого переднего края картины художник настаивает на приоритете спокойных, идущих параллельно земле и потому заведомо устойчивых горизонталей: он не только отдает широкую нижнюю полосу картины ровной полосе деревянного помоста, на котором сидит героиня, но еще и проводит по нему четкие линии стыков между составляющими его досками. Трудно сказать, быть может, вытянутая вдоль помоста нога женщины продиктована живой позой модели. Не исключено, однако, что художник прибег к ней сознательно, желая живой человеческой плотью подкрепить преобладание в композиции покойных горизонталей. Возведение помоста на переднем плане имеет еще одно важное значение. Сам Венецианов глядел на изображаемую сцену издалека. Написанная картина оказывается перед самыми нашими глазами, в зависимости от нашего желания она может оказаться максимально приближенной к нам. Но художник хочет и в нашем восприятии сохранить впечатление цельного, далевого образа, поэтому широкой, почти нейтральной полосой помоста он отъединяет, отдаляет от зрителя самоё картину, способствуя тому, чтобы и мы, как он, могли единым взглядом, на едином вдохе вобрать в себя слитную цельность неба, земли, человека. Есть у этого помоста еще и третья «роль» в образной ткани картины. Но об этом — чуть позже.

За гранью помоста горизонтали уже вступают во взаимодействие с вертикалями — вертикаль фигуры героини «утроена» полуфигурами, стоящими сразу за помостом. В середине картины художник прибегает к единственной жестко определенной вертикали — это край стены старого сарая. Остальные — фигурки женщин, возвышения снопов — мягки по очертаниям, ненавязчивы, деликатны. Эти вертикали имеют в картине двоякую роль. Во-первых, они на некоторое время приостанавливают движение нашего взгляда вглубь, замедляют его, давая возможность, даже скорее вынуждая вжиться в атмосферу каждого следующего пространственного слоя. Во-вторых, они сознательно помещены в разных слоях пространства, и, переходя поочередно с одной вертикальной формы на другую, наш взгляд осуществляет в восприятии объединение воедино разных этих слоев. Но мягкость вертикалей обеспечивает необходимые точки лишь временного сопротивления движению вглубь, а отнюдь не точки препятствий, которые могли бы это движение действительно прервать, остановить. Сарай, снопы, фигуры, находясь от нас на далеком расстоянии, казались бы плоскими, если бы не возобладание инерции глубинного движения. Благодаря ей, этой инерции движения в глубину, плоскостность среднепланных форм обретает ту меру объемности, которая соответствует их расстоянию от переднего плана, от нашей точки смотрения. Соотношения вертикалей и горизонталей, меры объема и уплощенности построены на тончайших нюансах. Следующие за средним планом горизонтальные планы уже совсем лишены вертикалей, лишены «сбоев» в движении. Они ритмически построены — почти целиком — только на цветосветовых средствах. На ближнем плане еще действуют предметные характеристики, сперва достаточно отчетливые: красные сарафан и повойник крестьянки, синие платок и сарафан той, что стоит у помоста. Затем — менее определенные, обобщенные: полоса стерни, золотисто-желтая стена ржи, снопы сжатого хлеба. На дальних же планах уходящая вглубь череда горизонтальных полос означена лишь неоднократным чередованием света и тени. От начала полотна до линии горизонта ритм чередования убыстряется стремительно, планы делаются все ýже и ýже.