Алексей Кулаковский

Ну а в записи за 19 февраля 1924 года мы читаем: «День прекрасный. Кончил салазки… Задался целью написать песню о лете».

4

«Наступление лета» — это последняя, может быть, самая значимая поэма Алексея Елисеевича Кулаковского.

У мощного быка зимы,
У которого всегда
Из голода-мора спина,
Из жадности ребра все,
Из ярости бедра все,
Как только солнца лучи
Кипуче и долго стали светить, —
С головы слетели рога,
Смягчился жестокий дых,
И начал бык отступать
И пятиться к берегам
Ледовитого моря — туда, туда,
Откуда пришел.
Как медный знак —
Пластинка на шаманском шнуре —
Прыгает и дрожит,
Так джергэлгэн[140]
Теплый и озорной
Перед глазами вновь
Замелькал,
Запрыгал,
Замельтешил,
Задрожал,
Зарябил[141].

Упоминание о «медном знаке — пластинке на шаманском шнуре» нужно в зачине поэмы не столько для образности, сколько для обозначения связи «Наступления лета» — поэмы, которую собирается писать Кулаковский со «Сновидением шамана» — поэмой, работу над которой он только что завершил.

«22 февраля 1924 года. Весь день возился с потрохами. Нашел: две почки, часть желудка, кишки около одной сажени. Весь жир собрал и растапливал, вышло около З¹/2 фунта сала…

23 февраля 1924 года. Доставал лед для окна. Вставил одно окно. Пишу песню о лете. Плохо клеится.

25 февраля 1924 года. Сделал себе большой низкий жирник… Писал о лете. Сделали тесто для оладий».

Впрочем, рождающаяся поэма, в которой:

Вспучило лед большой,
Разломился огромный лед,
Раскрошился толстый лед,
Растаял великий лед.
Талая вода разлилась,
Заюлила вода полей,
Зажурчала вода долин,
Забормотала вода тайги… —

уже не умещалась в душной тесноте юрты. И постепенно Алексей Елисеевич начинает переносить работу над поэмой в лес, где он построил специально для этой работы шалаш…

Разведя здесь костер, принимался за работу…

Кулаковский считал, что Уот иччитэ (дух — хозяин огня) — это самый великий из всех иччи, возводимый до степени божества и почитаемый больше богов.

«Если в огне послышится вдруг краткий, но звучный треск, то хозяева юрты или шалаша («отуу») принимают решение, противоположное тому, которое было сделано только что перед этим, — писал он. — Например, если хозяин решил на завтра ехать в дальний путь или идти на промысел, или купить что-нибудь, то все раздумывает и не приводит в исполнение; наоборот, когда он перед треском сидел, не решаясь на какое-нибудь дело, то уже должен решиться».

Рождающаяся под треск лесного костра поэма «Наступление лета» как раз и становилась воплощением этой решимости.

Когда еще
Как соль
Был бел снег,
Белизной неподвижно сиял,
Перво-наперво,
С маленький кулачок,
С белесоватым пушком,
Славная пуночка к нам,
Словно сваха весны,
Синее небо преодолев,
Со стайкой своей прилетев,
Угрюмую думу мою
Угрела, рассеяла и мне
Улыбнулась песней своей…

Возникший в противостоянии «быку зимы», олицетворяющему холод, болезни, злые силы, «медный знак на шаманском шнуре» не исчерпывает, а только лишь открывает систему образов, обеспечивающих привязку «Наступления лета» к «Сновидению шамана».

На смену пуночке, рассеявшей «угрюмую думу» поэта, является орел, в которого превращался герой поэмы «Сновидение шамана»…

Хозяин клювообразных существ,
Из крылатых — грозный злодей
Первого царства царь —
С клекочущим крепким клювом,
С каменным нёбом звенящим,
С внутренним веком в глазах,
С округлыми — он — плечами,
С могучими — он — крылами,
С вилообразным хвостом,
Когти лап его — сталь,
Крапчатая громада,
Крылатый ужас,
Глазастая жуть,
Горбоносый орел —
За время перелета
Заклевывал и терзал
Зоревых снегирей —
Искренних спутников своих,
Ими насьггясь, тоже прилетел
И на лиственницу сел.