Алексей Кулаковский

Читая «Сеймчанский дневник» ученого, видишь, как день за днем продвигается работа над словарем, как день за днем погружается он в живую стихию родного языка, омывающую целебными и животворными водами его измученную душу, как постепенно, после всех трагических переживаний, возвращается к нему способность к творчеству…

«23 ноября 1923 года. То и дело схватываю тетрадку для записи слов… Сегодня записано 40 слов… Сделал ручку точилки… Между прочим, всю подставку для точилки сделал в октябре я… Затем сделал себе трубку из простой березы с резервуаром для скопа табачного никотина… Легенду написал до половины — как-то не пишется… Вечером не утерпел не сосчитать количество записанных слов… оказалось 1306 слов! Кажется, имею основание прихвастнуть, что в такой короткий срок (четыре дня) без всякого пособия написать столько слов может только знаток языка…

24 ноября 1923 года. Делал себе столик со складными ножками… Сделал Конону (Конон Прудецкий) дорожный подсвечник, сел продолжать легенду…

25 ноября 1923 года. Кончил наличник и обтесал четыре ножки… Записывая русские слова, переделанные якутами по правилам собственного языка, и затрудняясь в наиболее правильном произношении таких слов, я сегодня напал на мысль выработать общее правило для переделки иностранных слов на якутский лад. Приступил к легенде «Дыгын»[137]. Но нелепость, гиперболичность и недостаточность сведений о Дыгыне отбивают всякую охоту писать о нем. Лишь слишком большая популярность его имени заставляет взяться за перо… Читаю и перечитываю Майкова, которого имею 1 том поэм…

29 ноября 1923 года. Точил три топора и два ножа… Осталось всего пять фунтов свеч, хватит лишь на 40 дней. Дальше обойдусь жирником, но пока сала нет. Сегодня мечтал как бы проспрягать один якутский глагол. Дело весьма трудное, так как даже лингвистика не знает таких форм и оборотов глагольных в якутском языке. Должно получиться около 700 слов одних положительных наклонений и столько же отрицательных. Вчера писал о Дыгыне, но не кончил… С 9 до 10-ти писал о Дыгыне. О нем кончил, осталось рассказать о «Таас Уллунгахе». Спать вовсе не позывает, но тем не менее принужден лечь, вследствие холода в избе. Это повторяется каждый вечер. Топить камин неловко перед хозяевами, так как дрова привозят издалека.

30 ноября 1923 года. Убил оленя… Читал немного Майкова.

1 декабря 1923 года. Жир внутренностей оленя я собрал и выгнал сало… весьма нужно для жирника… Вечером писал правила, по которым якут переделывает для своего языка иностранные слова.

3 декабря 1923 года. Вчера вечером и сегодня писал по алфавиту слова на «В»… Оленья шкура высохла, с сего дня поваляюсь на ней всласть. Хозяева съели куропаток и зайца; я ожидал, что поделятся по якутскому обычаю, но не тут-то было, и не думали делиться. Странно! Вероятно, здесь не в обычае делиться от мелкой дичины. Принужден был ужинать сухой головой оленя и одной костью баллыра.

4 декабря 1923 года. Сон у меня неравномерный… Регулировать никак не могу. Пробовал в Булуне спать раз в двое суток, выходило хорошо. Вообще мне следовало родиться на Марсе, где сутки равняются 36 земным часам. Здесь бессонница тем более ужасна, что нет освещения для ночного чтения и письма…

6 декабря 1923 года. Николин день… Надо бы тесать доски и строгать их, но подумают: «изувер — работает в праздник»… К обеду у меня кости стали трястись. Я испугался, предполагая, что это признак наступающей болезни — поветрия… Переписал по алфавиту словарь и сосчитал слова, оказалось 1972 слова! Вечером писал предисловие к словарю. Черняк почти закончил…

18 декабря 1923 года. Сделал себе стул… Вечером сосчитал слова: к моему разочарованию оказалось только 2005 слов, новых всего — 39.

20 декабря 1923 года. Среди тасканцев какое-то поветрие: кашляют почти все поголовно. Умер один ребенок. Конон Попов харкает кровью. Сегодня ничего не делал. Имел всего двух коней, которых убил, и мясом их питаюсь с осени. Нет у меня (да и у всех сеймчанцев) ни хлеба, ни масла, ни соли…

21 декабря 1923 года. Нашел около десятка слов. Не пишется: народу много и, вследствие теплой погоды, ужасно капает с потолка уже третий день — ни сидеть, ни лежать, ни тем более писать нельзя. Вечером говорил сказку «Бэрт Мэлис» по просьбе В. Попова.

23 декабря 1923 года. С 9 до 12 читал и писал. Сделал божницу и ручку для пилы.

24 декабря 1923 года. Многолюдие. Вечером писал слова на «В, И и К».

25 декабря 1923 года. Рождество. Праздник Божий… Никто ничем не праздновал Рождество, ели только обычную порцию мяса. Я ел лошадиную голову. Семен Колодезников обещал привезти инструменты и 1/2 пуда сухарей. За ним 40 р. За Кылыкасом — Юр. Хонойору заказал на 30 р. привезти чаю и табаку.

31 декабря 1923 года. Делал крышку ящика, куда кладу разрубленное мясо… Князь сделал мне судурану.

1 января 1924 года. Ночевщики уехали все под вечер… Новый год ничем не знаменуют.