Алексей Кулаковский

Вместо того чтобы возражать отдельными примерами, выхваченными наудачу, я рекомендую тебе проанализировать каждое предложение в сказке (олонхо), записанной В. И. Васильевым и напечатанной в изданиях Академии наук под редакцией Э. К. Пекарского на 196 страницах; эта запись достойна удивления в отношении верности якутскому синтаксису и превосходит все другие образцы якутской народной литературы, напечатанные самим Пекарским и многими другими. При анализе сам увидишь, что буквально везде точки и запятые совпадают с окончательными, неокончательными глагольными формами»…

Начальственный апломб и высоконаучная язвительность украшают ответы Новгородова, тем не менее реальных возражений на претензии, высказанные Кулаковским, в этих ответах нет.

Действительно, что кроме фанатизма, который по предсказанию Алексея Елисеевича «восторжествует над твоим умом и логикой и не даст зрело обдумать мои предложения», можно обнаружить в аргументе Новгородова, дескать, в сказке (олонхо), записанной В. И. Васильевым и напечатанной в изданиях Академии наук под редакцией Э. К. Пекарского, «буквально везде точки и запятые совпадают с окончательными, неокончательными глагольными формами»?

Новгородов объясняет фразу, приведенную Кулаковским, состоянием мечтательности, в котором находится ее автор? Но неужели он полагает, что все деловые якуты начнут изъясняться строками из олонхо, опубликованного Э. К. Пекарским?

Еще более трогателен ответ на вопрос об иностранных буквах в международной транскрипции.

«По данному вопросу комиссия губревкома, — отвечает Новгородов, — горячо дебатировала и склонилась на сторону проф. Пасси. Можешь справиться у любого из оставшихся в г. Якутске о буквах (правильнее о графемах)».

Ответ, достойный человека новой советской эпохи.

Мог бы, конечно, Семен Андреевич и в губчека отправить Алексея Елисеевича Кулаковского за справками, но нужно было сохранять «спокойный тон» в ответе. Ведь Новгородов планировал напечатать эту переписку в отделе научной хроники журнала Якутского губернского отдела наробраза и таким образом и изобразить вид дискуссии.

«Итак, ты видишь, что я зрело обдумал все твои предложения. Давая свои возражения, я только информировал или делал фактические поправки, избегая полемики в чистом виде; этим можешь объяснить спокойный тон в этом «моем ответе».

Прошу сохранить его, я сохраню твою критику. Оба документа по моем возвращении из командировки могут быть напечатаны в отделе научной хроники журнала Якутского губернского отдела наробраза…

Жму крепко твою руку, твой Сэмэн».

7

Отметим тут, что столь фанатичная вера Новгородова в систему профессора Пасси объясняется не только его научной убежденностью, но и политической чуткостью.

В 1920-е годы проект замены кириллицы на латиницу вынашивался с одобрения В. И. Ленина в наркомате товарища А. В. Луначарского не только для языков народов России, не имевших своей традиционной письменности, вернее не столько для них, сколько для самого русского языка. При всей нелепости этой идеи была в ней и железная ленинская логика. Да, на некоторое время возникли бы проблемы с резким снижением грамотности, зато десятилетие спустя появились бы поколения новых россиян, которые уже не в состоянии были бы воспринять тысячелетнюю русскую культуру во всей ее полноте, и в результате достаточно быстро удалось бы изгладить из культурной памяти народа его духовные корни.

Впрочем, В. И. Ленин свою «кремлевскую мечтательность» всегда совмещал с жестким, прагматическим расчетом. Осуществить переход на латиницу всей России сразу было не реально, и латинизацию решили начать с национальных меньшинств.

Новгородов с этими латинскими буквами для якутского языка был не столько новатором, пробивающим свое открытие, сколько исполнителем директивных указаний.

14 января 1930 года, на заседании Наркомата просвещения открыто будет объявлено, что кириллица является «орудием самодержавия» и «переход в ближайшее время русских на единый интернациональный алфавит на латинской основе неизбежен».

Но это всё еще было впереди…

В 1920 году в Якутии только Новгородов, обладающий и связями в Москве, и тонким политическим чутьем, мог почувствовать, в каком направлении выгодно и прибыльно должна развиваться его «фанатичная» научная мысль. В 1920 году только Алексей Елисеевич Кулаковский, действительно обладающий феноменальным и непостижимым для логического анализа всеведением, мог почувствовать опасность, подстерегающую еще не окрепшую якутскую письменность…

Исчерпав свои логические аргументы, Кулаковский переходит в своем письме на более удобный поэтический язык и завершает свое послание Новгородову стихотворением:

Пусть японцы не угрожают,
Семеновцы не отвлекут,
Красные в стыд не вводят,
Белые не обидят…
В политику не вмешивайся,
В партиях время не трать,
В коммуны не объединяйся,
Белым не подражай…