Алексей Ремизов: Личность и творческие практики писателя

Все дарственные документы «Палаты» были искусно разрисованы Ремизовым. «Игра <…> имеет склонность быть красивой. Этот эстетический фактор, по всей вероятности, тождествен стремлению творить, что оживляет игру во всех ее видах и обликах» [334]. К области эстетического развития игры в «Обезвелволпал» относится, в частности, иконописное изображение царя Асыки, впервые появившееся на стене его последней петербургской квартиры на Васильевском острове. Отметим, что эпистолярное поведение Ремизова всегда отличалось тяготением к декоративному украшению писем с использованием каллиграфии, различных шрифтов и иллюстрированию собственных текстов. Первой наградой в «Палате» был знак, свидетельствующий о возведении данного лица в статус «кавалера». Поначалу именно обезьяний знак был основной наградой: он представлял собой небольшой квадрат картона с рисунком (примерно, 10х10 см), к которому обычно прилагался текст с развернутой мотивировкой присвоения этого обезьяньего «чина».

Рисованные грамоты имели необходимый набор постоянных элементов. Основной текст, обычно обрамленный глаголическими надписями, располагался в середине и представлял собой графическую стилизацию под «полуустав древних русских летописей», «совмещенный с рукописным „пошибом“ дьяков Древней Руси» [335]. Непременными атрибутами нижней части листа были собственнохвостныйросчерк царя Асыки и подписи членов Палаты. В левом нижнем углу свое законное место занимала «печать» «Обезвелволпала». В обезьяньем делопроизводстве, фиксирующемся с конца 1916 года это были рисованные печати с преимущественно абстрактным изображением в центре, глаголической надписью по окружности «Обезьянья печать» и датой римскими цифрами. Из некоторых эпистолярных реплик Ремизова к своим адресатам следует, что изготовлению этого атрибута власти «канцеляриус» уделял не меньше времени и усердия, чем написанию всей грамоты. Так как в архиве писателя сохранился специальный альбом «Печати Обезвелволпала», датированный 1934 годом и содержащий 30 рисунков [336], можно предположить, что эти образцы заготавливались Ремизовым независимо от создания грамот. Для Ремизова игра в Обезьянье общество стала выходом из трехмерного пространства обычной жизни в инобытие. Как и в любой другой игре, предусматривающей перевоплощение в вымышленные образы, канцеляриус, князьяи кавалеры«Обезвелволпала» существовали словно «понарошку», иронически остраняя действительность. «Обезьянья Великая и Вольная Палата» была похожа на детскую игру в куклы, в которой имена (то есть звания и титулы) определялись автором, однако ее сюжет и фабульное развитие диктовала сама жизнь.

В 1917–1921 годах Ремизов подчеркнуто противопоставил «Обезьянью Великую и Вольную Палату» политической действительности. По аналогии с другими играми, создающими собственный изолированный мир, он направил творческий процесс в «Обезьяньей Палате», прежде всего, на установление строгих правил, утверждавших общую идею игры, на распределение ролей и принципы взаимодействия участников: «Внутри игрового пространства царит собственный, безусловный (volstrekt) порядок. <…> В несовершенном мире и сумбурной жизни она создает временное, ограниченное совершенство. Порядок, устанавливаемый игрой, имеет непреложный характер. Малейшее отклонение от него расстраивает игру, лишает ее собственного характера и обесценивает». Всякая игровая ситуация предполагает «элемент напряжения», который наполняет игровую деятельность этическим содержанием, проверяя духовные силы играющего [337]. В течение послереволюционных лет появились основные законодательные документы «Обезьяньей Великой и Вольной Палаты». В этом историческом контексте Конституция «Обезьяньей Великой и Вольной Палаты» [338]и Манифест «верховного властителя всех обезьян» Асыки Первого [339]не могли не выглядеть откровенным политическим эпатажем [340]. В то время как новая власть, участвовавшая в свержении монархической формы правления, стремилась сделать жизнь своих сограждан максимально контролируемой и «прозрачной», «Обезвелволпал» узаконил принципы своеволия: объявил себя «тайным обществом», «конституционной монархией» и в соответствии с парадоксальной логикой абсурда установил для своих подданных в качестве основного жизненного принципа «свободновыраженную анархию».