Алексей Щусев. Архитектор № 1

Несмотря на то что Алексей Викторович в это же время был занят проектом еще одной курортной гостиницы — в Батуми, — бакинский «Интурист» не стал ее повторением. Благо, что совсем рядом — Бакинский причал Каспийского моря и замечательный Приморский бульвар, что давало возможность к импровизациям. Проектом было предусмотрено более шестидесяти комфортных одно- и двухкомнатных номеров со всеми удобствами. Интерьеры призваны были отразить все богатство азербайджанского национального искусства посредством щедрого использования лепнины, керамики и прочих декоративных элементов. На первом этаже для гостей — регистратура и сервисное бюро, где можно было заказать билеты на самолет или поезд, вызвать такси, а также посетить салон красоты, обменять валюту, воспользоваться услугами почты и телеграфа. Здесь же и так привычный для «барствующих» и взыскательных интуристов бар с кофе и напитками.

Добавлял известность «Интуристу» и ресторан с банкетным Восточным залом, разукрашенным в национальном стиле. Отель был небольшим, но уютным, заслужив у бакинцев название «Старый Интурист», после того как в 1970-е годы была выстроена новая гостиница для иностранцев.

В 1988 году «Интурист» отреставрировали (после разрушительного оползня), а в 2000-м после землетрясения гостиница пришла в негодность, затем пожар — и в 2006-м ее снесли. Так что остались лишь фотографии.

Но это не конец истории — так же как и столичную советскую гостиницу «Москва» (которую разобрали, а затем вновь выстроили похожей на оригинал), бакинский «Интурист» спустя десять лет вновь отстроили, но по другому адресу. Внешне новый отель очень даже походит на проект Щусева. Не дает покоя его имя современным отельерам…

Несмотря на активную работу Щусева в стиле конструктивизма, большая часть его проектов этого периода все же так и осталась на бумаге. Например, Центральный телеграф был выстроен по проекту Ивана Рерберга.

Нереализованным остался и проект Щусева памятника Христофору Колумбу в Мадриде 1929 года: «Комиссия по конкурсу обратилась ко мне и другим архитекторам разных стран с приглашением участвовать в конкурсе. Я принял предложение и придумал проект в виде шара с высоким маяком, стоящим рядом. Внутри шара спроектирована аудитория, а под стилобатом музей. Похожий мотив шара и обелиска разработан теперь для главного павильона на Всемирной выставке в Нью-Йорке 1939 года молодыми американскими архитекторами. Как новая форма, шар и раньше был использован на выставке 1928 года в Дрездене, но сочетание шара и обелиска само по себе довольно оригинально»[184]. Таким образом, признание этот проект получил, пускай и запоздалое.

Как оценить этот недлинный роман Щусева с конструктивизмом? Можно сказать, что закончился он к обоюдному удовлетворению для обоих сторон. Щусев показал, что успеха он может добиться даже в этом безликом и аскетичном стиле, никак ему не близком. Но, с другой стороны, как подчеркивает такой признанный специалист в области архитектуры, как Кирилл Афанасьев, проекты Щусева были «победой мастера, но поражением его художественных принципов».

Щусеву, вероятно, было любопытно поэкспериментировать, но это не являлось его стихией. Разве можно было воплотить в этих однообразных зданиях накопленный им огромный опыт изучения архитектурного наследия? Негде было разгуляться широкой творческой натуре Алексея Викторовича.

Вот почему Щусев так активно хвалил Жолтовского за его классический дом-палаццо на Моховой (о чем мы расскажем в следующей главе). В этой похвале мы видим признание Щусевым правоты своего старшего коллеги, настаивавшего на незыблемости избранных раз и навсегда художественных принципов. Жолтовский не отступил от них и в итоге построил Госбанк на Неглинной, хотя над этим проектом работал и Щусев, писавший в той же статье, что «конструктивизм не разрешил задачи и даже конструктивисты перестали отличать хорошие вещи в архитектуре от плохих».

По-видимому, еще и по причине определенной нереализованности своих конструктивистских проектов Щусев активно приветствовал изменение архитектурной политики в Советском Союзе, произошедшее в начале 1930-х годов. «Когда, несмотря на все предоставленные возможности, была потеряна художественная техника, руль истории архитектуры повернули в нужную сторону изучения классиков»[185], — писал архитектор в 1934 году.

Как Щусев Ле Корбюзье защитил…