Алексей Щусев. Архитектор № 1

Алексей Викторович очень горевал по поводу кончины Михаила Васильевича, присутствуя на похоронах, он сделал зарисовку «Нестеров в гробу» — это карандашный набросок головы художника, лежащего с закрытыми глазами и в черной шапочке. Пиджак на рисунке еле намечен. А когда вскоре от туберкулеза скончался и сын Нестерова Алексей, то Щусев сделал уже другой рисунок — «Алеша Нестеров в гробу». Обе работы хранятся ныне в Башкирском государственном художественном музее им. М. В. Нестерова[263].

Деньги на надгробие Нестерову собирали всем миром, среди жертвователей — выдающиеся деятели науки и культуры Антонина Нежданова и Николай Голованов, Надежда Обухова и Василий Топорков, Сергей Дурылин, Сергей Юдин, Татьяна Щепкина-Куперник, братья Павел и Алексей Корины, Николай Зелинский, Вера Мухина и многие другие[264]. А ведь время было непростое, военное — конец 1942 года. Памятник по проекту Щусева на Новодевичьем кладбище получился скромный и изящный одновременно — согласно завещанию художника.

Щусев — спаситель Москвы

Конец 1947 года вышел для Алексея Викторовича драматичным. 14 декабря 1947 года Советское правительство и ЦК ВКП(б) приняли постановление «О проведении денежной реформы и отмене карточек на продовольственные и промышленные товары». Вторая часть названия сулила гораздо больше «пряников», нежели его начало. Реформа носила выраженный конфискационный характер, преследуя своей целью сокращение денежной массы. Денежные вклады в сберкассах свыше 10 тысяч рублей можно было обменять лишь при условии изъятия половины в пользу государства. Вместо старых небольших банкнот вводились новые деньги — за большой размер их прозвали в народе «сталинские портянки». На обмен наличных давалась одна неделя. Можно себе представить что творилось в Москве и других населенных пунктах страны, когда деньги превращались в бумагу, не годившуюся даже для портянок.

Алексей Викторович Щусев бόльшую часть своих накоплений хранил, как говорится, под матрасом. И деньги обменять не успел — не самому же ему стоять в очереди? Президент Академии наук СССР Сергей Вавилов отметил по этому поводу в конце 1947 года: «Кругом печальные денежные трагедии и комедии. А. В. Щусев, вынувший сколько-то сотен тысяч старых бумажек, уборщицы, потерявшие последнюю тысячу»[265]. Голодной, конечно, семья архитектора не осталась. Но было очень неприятно. Хорошо, что через год он вновь получит очередную Сталинскую премию. Да и благодаря высокому положению зарплату Щусев получал неплохую. В частности, в 1949 году как члену президиума Академии архитектуры ему был положен ежемесячный оклад в 10 тысяч рублей[266] (стоимость нового автомобиля «Москвич»).

А горькую пилюлю от последствий непредвиденной реформы, как говорится, подсластило еще одно экстраординарное решение товарища Сталина. В эти же дни, в декабре 1947 года в Москве произошло событие долгожданное — вождь и учитель наконец-то подписал постановление Совмина Союза ССР «О мероприятиях по сохранению памятников архитектуры Андроникова монастыря», предусматривавшее реставрацию древней обители и создание в ней «Историко-архитектурного заповедника имени русского художника Андрея Рублева», иконописца, официально возведенного ныне Русской православной церковью в ранг святых.

Подумать только — еще до войны о подобном вряд ли возможно было говорить вслух. Хотя отдельные смельчаки все же находились — это и Щусев, и Барановский, и Грабарь, и немногочисленные защитники русской старины. Благодаря их вмешательству Андроников монастырь не постигла судьба многих московских храмов и монастырей, снесенных в 1920–1930-е годы.