Алексей Щусев. Архитектор № 1

А ведь сам и Француз принимал участие в разработке «безыдейных и деляческих» проектов Щусева. Но вот что интересно — о мавзолее в этой инспирированной статье нет ни слова. Значит, понимал Исидор Аронович, что всему есть границы.

Фамилию Француза называет в своих воспоминаниях, хранящихся в ГНИМА, и архитектор Л. Е. Загорский, работавший с зодчим более четверти века, в 1923–1949 годах. Он прямо пишет, что для перестройки мавзолея Алексей Викторович «привлек только двух творческих работников, а именно — художника-архитектора И. А. Француза и несколько позднее архитектора-художника Г. К. Яковлева»[157].

Версия о «французском» происхождении мавзолея получила широкое распространение среди московской интеллигенции: «Первый муж моей мамы, архитектор по фамилии Француз (национальность, правда, фамилии не соответствовала) — он автор многих построек в Москве, в том числе Мавзолея Ленина. Работал в мастерской у Щусева. Как это принято в архитектурном мире, первой всегда стоит фамилия руководителя мастерской, а уж потом — фамилии фактических авторов проекта. Так с годами осталось только имя Щусева, хотя настоящим автором был Француз. Папаша мой отбил маму у Француза — тот, бедный, остался и без Мавзолея, и без мамы»[158], — откровенничает в своих мемуарах народный артист РСФСР Александр Ширвиндт.

Попытка защитить авторство Щусева предпринималась его коллегами и учениками еще в 1970-е годы, по этому поводу была создана даже специальная комиссия из архитекторов, казалось бы, расставившая все точки над «и». Однако и по сей день тема эта представляет актуальный интерес, видимо, по причине своей политизированности.

Нам трудно сегодня судить — кто внес больший вклад в создание мавзолея, ибо работала над этим проектом целая группа специалистов, из которых никого уже и не осталось на белом свете. То, что Щусев был способен создать этот проект — несомненно, как мы уже убедились, рассматривая его творческий путь. То, что ему помогли при этом, тоже понятно. Ведь не мог же один человек одновременно работать и над Казанским вокзалом, и над мавзолеем, и т. д. и т. п. Важно другое — Щусев сумел аккумулировать усилия многих талантливых людей с благородной целью создания нового, совершенного по форме и содержанию произведения искусства. Учитывая, что сам факт мумификации тела Ленина в 1924 году мог рассматриваться как явный анахронизм, относящийся ко временам Древнего Египта, Щусев должен был придумать здание новаторское, уже само по себе привлекающее внимание не только в связи с тем, что или кто там находится. Это ему удалось. Более того, история не знала примеров, когда усыпальница выполняла одновременно две различных функции — ту, что была ей придана изначально, и другую, не менее важную, — трибуну для выступлений. Даже трудно сказать, что было важнее для советской власти — трибуна или склеп. В этой связи возникает и такая мысль — использование мавзолея как трибуны приобрело с годами куда более глубокий смысл, призванный несколько заглушить первоначальное значение усыпальницы.

Как бы не относиться к Щусеву, но трудно не согласиться с тем, что проектируя мавзолей, он, если можно так выразиться, пожалел Красную площадь. Сравнительно небольшой по высоте и объему, мавзолей нисколько не «наезжает», например, на храм Василия Блаженного. Не спорит он и с кремлевскими башнями, довольно мирно уживаясь с ними. А «жалеть» Красную площадь тогда было не в моде, взять хотя бы проекты сооружения здания Наркомтяжпрома, которое при его появлении здесь, должно было полностью задавить Кремль своими гигантскими размерами. Ничего бы не осталось от Красной площади. Да и после войны с главной площадью особо не церемонились — одна сталинская высотка в Зарядье чего стоит, успей она вырасти до 1953 года, и силуэт и без того изувеченной старой Москвы оказался бы полностью испорченным.

Мавзолей не претендует на лидерство в архитектурном ансамбле Красной площади, ибо к тому времени этот ансамбль уже давно сформировался, приобретя черты прямоугольника, образованного кремлевской стеной, Историческим музеем, ГУМом и храмом Василия Блаженного. От Щусева требовалось подчеркнуть центр ансамбля, и он его нашел — у подножия Сенатской башни. И кто знает, быть может, благодаря Щусеву Красную площадь в итоге оставили в покое, не покушаясь на ее архитектурный ансамбль, в котором мавзолей оказался в достойном окружении.