Читаем Алексей Ставницер. Начало. Восхождение. Вершина полностью

Я не скажу, что был в круге самых близких товарищей Алексея. Он чаще, чем со мной, ходил с Николаем Ческидовым, Петром Старицким. С Анатолием Королевым они вообще, как мне кажется, были друзьями не разлей вода. В клубе вообще-то не было постоянных, неменяющихся составов. Они создавались на каждое восхождение ситуативно, но, естественно, в первую очередь, учитывалась совместимость по душе, а уже потом – по всему остальному. Мы с Лешей вместе поднимались на Ашам, очень интересная вершина на Памире, это было первовосхождение по достаточно сложному маршруту. Оно внесено в классификатор альпинистских побед. Много вместе ходили по Крыму, по Кавказу. К счастью, ходили удачно. А врезаются в память, как правило, ситуации экстремальные, опасные для жизни. Поэтому со временем в памяти все сгладилось, сравнялось и осталось только ощущение удовлетворенности, которое всегда испытывает альпинист после восхождения. На самом деле нормальному человеку трудно понять, в чем это удовлетворение. Подниматься в гору – трудная работа. Ничего радостного в ночевках, вися над пропастью в гамаке или примостившись на скальном карнизике, когда сон – в полглаза, а холод до костей. Ко всему этому, мало на какой физической работе человек устает так, как при восхождении. Побывав и на семитысячниках, и на четырех вершинах выше восьми тысяч, должен сказать, что помимо кислородного голодания, не менее тяжело просто идти в гору, навьюченным тяжелым рюкзаком. К тому же снега – в пояс, ветры срываются непредсказуемо, мороз. Но именно странная любовь к такому занятию объединяет людей, если не сказать – отбирает, сепарирует по особым качествам. А уже заболевших этой странной любовью нужно учить.


Алексей оказался тренером удивительным. Он однажды с восторгом рассказывал мне о ленинградском учителе литературы, призабылась его фамилия, который пришел на урок по Достоевскому в пальто. Детям предстояло изучение «Преступления и наказания». Учитель распахнул пальто, под полой на веревочной петле у него висел топор. «Вот так подготовился Раскольников к встрече со старухой-процентщицей», – сказал он. И эта находчивость учителя, нашедшего не просто хороший педагогический прием, а демонстрирующего реальность, нелитературность ситуации романа, его удивила.


Он и сам, работая начальником учебной части в разных альпинистских лагерях на Кавказе, был не учителем-начетчиком, а в высшей мере изобретательным педагогом. Он работал в Шхельде, в Терсколе и «Эльбрусе», и переход Леши из лагеря в лагерь характеризовался потоком желающих попасть на сборы именно к нему. Разумеется, к одесситам у Леши было особое отношение. Инструкторами он тоже чаще всего приглашал выучеников Одесского клуба и меня в том числе.

Склонность Леши к техническим восхождениям, на мой взгляд, предопределила суть его педагогической школы. В этом определении нет преувеличения, в подготовке альпинистов Алексей Михайлович действительно создал свою школу, как, к примеру, в системе общего образования создал ее В. Сухомлинский.


Как и в заштатном Павлыше с неказистой сельской школой, так и в Шхельде или Эльбрусе с обычными лагерями, обычным финансированием и обычным штатным расписанием, он создавал главное. Оно называется – атмосфера творчества. Говорят, в Шхельде до сих пор стоит тренажер – внимание! – для страховки сорвавшегося альпиниста. В переводе на понятный язык. Впереди вас по горе идет ваш товарищ. Он срывается и летит вниз.

Как вы должны поступить? Что вы должны сделать, чтобы спасти его и не сорваться самому? До Ставницера обучали так. Бросали бревно или мешок, который нужно было изловчиться и поймать. Леша смоделировал это на скале, создал механизм, который сбрасывал манекен, равный по весу человеку. И идущий внизу альпинист должен был до автоматизма отработать движения по спасению падающего тела. Как держать руки, как ставить ногу, как смягчить силу удара и так далее. Из нелюбимого занятия по ловле мешка или бревна, занятия по страховке стали увлекательной игрой. И понятно почему – все понимали, что рано или поздно все срываются вниз и рано или поздно все ловят тех, кто срывается.

Думаю, Леша многому научился в команде Лео Кенсицкого, который был несомненно не только талантливым восходителем, но и классным тренером. Учебно-тренировочный процесс в лагере всегда был насыщен и нескучен, потому что шел в максимально приближенных к реальности условиях. Слава о нетрадиционном начуче Ставницере быстро пошла по Союзу, он стал заметной фигурой, к нему валом повалил народ. Это, разумеется, приятно, но…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное