Алексей Ставницер. Начало. Восхождение. Вершина

Доверие – категория не экономическая, это из области нравственности. Но многое у нас получалось только потому, что все строилось на доверии. Наши зерновые мощности еще были в чернильнице, когда одна весьма уважаемая трейдерская компания, работающая по всему миру, высказала желание поучаствовать в создании зернового терминала. Кто же против? Алексей Михайлович с Олегом Джумберовичем начали переговоры. Я узнавал о подробностях по телефону, прыгая дома на костылях – давняя спортивная травма потребовала хирургического вмешательства. День ото дня в голосе Алексея становилось все больше раздражения – именитая фирма методично, день за днем составляла все новые соглашения, страхуясь от возможных рисков. В общем, это нормальная практика. Хотя, как известно, все не предусмотришь, и по известному закону неприятности выскакивают именно там, где соломку не постелили. Я предложил продолжить переговоры у меня дома. Все согласились, съехались. И я понял всю меру терпения Алексея, который вообще-то был человеком весьма эмоциональным, – наши возможные партнеры и впрямь были зануды. Исчерпав свое терпение, я предложил строить зерновой терминал за наши собственные средства. Представители фирмы, похоже, не очень в это поверили. Они, конечно же, были осведомлены, что «лишних» денег у нас нет. Если бы это не я предложил продолжить переговоры с моим участием у меня дома, то мог бы подумать, что тезка специально привез переговорщиков ко мне, чтобы я не выдержал испытания перестраховками и принял такое решение. Оно было для меня очень непростым, но я, в отличие от представителей фирмы, знал Алексея и верил в то, что проект – выигрышная фишка. Кстати, фирма потом спохватилась, готова была инвестировать строительство, но мы ее успокоили – строить будем сами, а вот везти зерно через ТИС милости просим. Публичность, открытость к партнерским отношениям со всеми грузовладельцами были нашим незыблемым правилом, и что зерновая фирма не состоялась как наш партнер, ничего не значило.

Есть много примеров, как, начиная большое дело, партнеры проходят сквозь густые тернии невзгод, делят по-братски кусок хлеба и глоток хлебной, но становятся чуть ли не врагами, когда приходят большие деньги. Легко пренебречь ради добрых отношений гривней или долларом, и куда сложнее – миллионом. Алексей был человеком, для которого деньги были из ряда вторичных ценностей. Упаси Бог понять это как склонность к транжирству, как неумение вести денежные дела. Как раз наоборот – он был щепетилен в расчетах, знал цену копейке. И, может, то, что мы оба знали эту цену, нас тоже сближало. Но деньги для него значили только то, что и должны значить деньги для каждого нормального человека.

Как его партнер, единомышленник и один из учредителей компании, я ценю особое, нечасто встречающееся в бизнесовых кругах качество Алексея – его понимание социальной роли бизнеса. Не социальных обязательств – это совковая придумка плохо учившихся политологов. Именно – роль.

В эту роль входят и развитие гуманитарной сферы, и качество образования и культуры, и благотворительность, и еще многое. Алексей Михайлович, не значащийся в списке национальных олигархов, был упорным строителем национальной буржуазии. Чтобы понять важность этой идеи, нужно вспомнить вот что. Доставшиеся нам в наследство от Российской империи больницы, университеты, гимназии и театры, музеи и галереи были созданы как раз национальной буржуазией, и что советская власть в этой области не так уж преуспевала, а где просто успевала, то по качеству гуманитарные объекты значительно уступали буржуазным.

Кроме ТИСа, уникального производственного образования, потенциал которого еще далеко не раскрыт, в биографии Алексея Михайловича остались построенные школы, клубы и храмы, благотворительная деятельность. Я удивлялся его привязанности к Визирке, к селу, которое он не просто избрал для проживання, но считал своим, и сам себе определил по отношению к нему серьезные социальные обязательства.

Мне запомнился последний день рождения Алексея. Он пригласил нас к себе домой – достаточно узкий круг близких людей. Было видно, что болезнь его не отпускает, как было и видно, что он ей не поддается. Начало сентября было по-летнему теплым, мы разулись и гуляли босиком по лужайке перед домом – давно забытое детское ощущение счастья. Он мужественно боролся со своим недугом в одиночку, никогда о нем не говорил, вплоть до этого дня. Да и тогда он сказал о болезни так, вскользь, не жалуясь на долю. И я вновь вернулся к своему предложению – посетить Афон. Алексей не был, что называется, воцерковленным человеком, но и человеком без веры не был тоже. Республика монахов на Святой горе, существующая уже более тысячи лет и накопившая премного мудрости и знания, вряд ли могла излечить, но могла помочь в его единоборстве с болезнью. Мы обсуждали эту идею так и эдак, и, в конце концов, Алексей сказал: вот по двору, босиком по траве, и то ходить тяжело, а по горам…