Алексей Толстой

А тот, кого полюбила она, презрительно ее отверг, и кончилось все пулей, выпущенной Ольгой в свою соперницу — хорошенькую мещаночку, у которой не было ни кержацкой крови, ни военной пыли на сапогах, ни глубокой любви — а деловитая сексуальность нэпа.

В тридцатые годы советские женщины развлекались тем, что устраивали открытые суды над Ольгой Зотовой. Выбирали обвинителя, выбирали адвоката, судью и начинали по косточкам разбирать — права красная девушка или нет. Толстой даже вынужден был оправдываться и утихомиривать их. Отвечая 12 апреля 1935 года читателям, он писал: «…товарищи ошибаются, упрекая меня в том, что я не захотел до конца перевоспитать Ольгу, поднять ее до высоты, когда она знала бы, за что дралась в 1919 году, когда в годы нэпа она сознательно пошла бы на партийную работу, когда задачи революции стали бы для нее выше ее личных дел.

Я нарочно написал Ольгу такой, какая она есть. Не нужно забывать, что литература: 1) описывает типичных живых людей, а не идеальные абстрактные типы (Ольга была одним из живых типов эпохи нэпа. Сейчас таких людей уже нет) и 2) что время, в которое Ольга совершила свое преступление, было до начала пятилеток, то есть в то время, когда не началось еще массовое перевоспитание людей.

Для перевоспитания людей нужно изменить материальные и общественные условия. Не забывайте, что в эпоху нэпа был еще жив и кулак, и единоличник, и купец, и концессионер. И перед всей страной не был еще поставлен конкретный план строительства бесклассового общества… Тогда такой, как Ольга, легко было соскользнуть к индивидуализму»^{580}.

А потом случилась другая война и стало не до индивидуалистки Ольги Зотовой, и прекратились суды над ней, но «Гадюка» не забылась. В наше время рассказ Толстого неожиданно оказался востребованным по иным причинам: за него ухватились феминистки. И надо признать, довольно удачно. Вот что пишет главный редактор женского журнала «Преображение» Елена Трофимова:

«Сюжетно повесть Алексея Толстого представляет рассказ о двух революциях: революции внешней, социальной и революции внутренней, которая меняла общую психологию общества и затрагивала основополагающую систему ценностей, в том числе и отношения полов. Между этими слоями существует прямая связь, придающая происходящим переменам особую остроту и драматизм, поскольку столкновение идей и сил сопровождается коренной ломкой прежних жизненных традиций и человеческих судеб. Однако из множества явлений и процессов, сопровождавших революционную эпопею, Алексей Толстой выбрал частный аспект, связанный с таким феноменом, который можно условно назвать «революционный трансвестизм». <…>

Походы, жизнь среди солдат, постепенное подчинение коллективистской идеологии — все это способствовало превращению барышни Зотовой в красного кавалериста товарища Зотову. <…> Ольга Вячеславовна достигла уровня мужчины и «стала человеком» в понимании аристотелевском, где мужчина — мера вещей, а женский — «слабый» — пол есть лишь материал, коему придает форму господствующий мужской ум и воля. Война, несомненно, является высшей степенью проявления агрессивного характера существующей цивилизации. Именно в это время женщина наименее защищена и в наибольшей степени подвергается всякого рода насилию и влиянию. Жизнь Зотовой в эскадроне, ее стремление слиться с солдатской массой, трансформация ее имиджа под товарища-бойца были результатом маскулинистской идеологии, которая усиливалась культом насилия, царившего кругом. Хотя подлинная драма женщины, о которой рассказывает Толстой, произошла позже, когда военный коммунизм сменился либеральным нэпом.

Итак, писатель показал, что Зотова как бы стала «новой женщиной»^{581}.

Тут точнее всего любимое наше слово «как бы». Для Толстого, пожалуй, важнее всего было то, о чем автор статьи не пишет: дать своей героине шанс отомстить обидчикам, которые убили ее отца и мать, а ее саму попытались изнасиловать. Убийство негодяя и есть момент ее торжества, то, ради чего она идет в отряд, и характерно, что выживает героиня в бою с двумя мужчинами, потому что второй, увидев перед собой женщину, теряет на осмысление этого факта мгновение и получает по голове шашкой из хорошеньких рук. В этом смысле рассказ Толстого не просто феминистский, но апологетический: торжество феминизма за полвека до его официального провозглашения. Да только горькое — победа, оборачивающаяся своим поражением.

«По мысли автора, Ольга Вячеславовна, изменив в себе многое, не смогла изменить главного, а именно, своей женской сущности, своей анатомии, а следовательно, судьбы. В повести постоянна мысль, что женщине надо получить мужчину и подчиниться ему, уничтожать в переносном и прямом смысле своих соперниц, других женщин…»^{582}

Этой мысли, конечно, у Толстого нет, а есть ее отрицание. Женщина, борющаяся за мужчину, вызывает в одном случае насмешку, в другом — брезгливость.

Первый раз над Ольгой посмеивается Емельянов, и эту сцену Толстой пишет очень весело: