Не скоро он пришел к понимаю своих ошибок, не скоро понял, что оказался у разбитого корыта. Писал ли он сюжет с себя? Нет, у него пока таких драм не было, хотя и первый его брак оказался браком.
Понимание пришло не сразу к герою. Очень сильна развязка повести – Краснопольский возвращается к жене… возвращается, выбитый из колеи, сломленный жизнью…
«На песчаной горе, поднимающейся из тальниковых пусторослей, на середине подъема, стоял на коленях Алексей Петрович, опираясь о песок руками. Голова его была опущена, с лица лил пот, горло дышало со свистом, жилы на шее напряглись до синевы.
Позади его, держа за уздечку рыжего мерина, который мотал мордой и отмахивался от слепней, стоял Кондратий, со вздохами и жалостью глядел на князя.
Слепни вились и над Алексеем Петровичем, но Кондратий не допускал их садиться.
– Батюшка, будет уж, встаньте, ведь горища, – говорил он. – Я на мерина вас посажу, а как Волково покажется, опять поползете, там под горку».
Алексей Петрович с усилием выпрямил спину, выбросил сбитое до запекшихся ссадин колено в разодранной штанине, быстро прополз несколько шагов и вновь упал. Лицо его было серое, глаза полузакрыты, ко лбу прилипла прядь волос, и резко обозначились морщины у рта.
– А ползти-то еще сколько, – повторял Кондратий, – садитесь на мерина, Христом Богом прошу!
С тоской он взглянул на песчаную гору – и обмер.
С горы, хлеща вожжами серого жеребца, мчалась Катенька. Она уже увидела мужа, круто завернула шарабан, выпрыгнула на ходу, подбежала к Алексею Петровичу, присела около и торопливо стала приподнимать его лицо. Князь вытянулся, крепко схватил Катеньку за руку и близко, близко стал глядеть в ее полные слез, изумительные глаза…
– Люблю, люблю, конечно, – сказала она и помогла мужу подняться».
Этот удивительный роман потрясал не одно поколение. Но написан он позднее. Дата завершения – 1912 год.
Повесть «Мишука Налымов» впервые напечатана под заглавием «Заволжье», с надписью: «Посвящаю моей жене» – в литературно-художественном альманахе «Шиповник» в 1910 году. Рукопись повести, хранящаяся в архиве А. Толстого, не датирована. Время написания можно отнести к весне – лету 1910 года. Сюжет повести и ее центральные образы навеяны семейными хрониками.
Так и бывает. Накапливаются впечатления, накапливаются, а когда приходит их час, писатель садится за стол и на одном вздохе выливает на бумагу все то, что когда-то подмечено, а затем, с годами, выстрадано, ведь если даже с самим писателем не происходило то, что с его героями, какие-то мотивы, заставившие страдать так же, как герой, наверняка терзали его, хотя и при других обстоятельствах.
Первенец и первая драма
Конец 1902 года прошел в ожидании рождения ребенка. В ту пору невозможно было определить заранее, кто появится на свет, мальчик или девочка. Отец, конечно, хотел сына. Впрочем, понимал ли он в свои совсем еще младые годы, что такое ребенок и какая это ответственность?
Тут опять придется обратиться к семейной драме родителей. Мать бросила малолетних детей и бежала с ним, еще не родившимся, к любовнику. Что бы там ни говорили, как бы ни объясняли причину, как бы ни искали оправданий для матери, но факт оставался фактом – ради любовника брошены дети. Вот оно, тлетворное влияние так называемых классиков революционного движения Герцена, Огарева, Чернышевского; вот он, тлетворный дух свободы от чести, совести, достоинства, добропорядочности и нравственности. Вот призывы либералов к свободе женщины от обязанностей быть очагом в семье.
Но пока молодожены ждали первенца, и предположить, какими они станут родителями, было невозможно.
Новый год встретили уже в преддверии родов, а 13 января родился сын, которого назвали Юрием.
На первых порах захватили приятные хлопоты, которые, конечно, сказались на учебе. А ведь Алексей и Юлия уже перешли на пятый курс: он в «техноложке», она в своем медицинском.
Конечно, значительно большая нагрузка в уходе за ребенком практически всегда ложится на материнские плечи. Получилось так, что Алексей в результате обрел некоторую свободу от брачных уз. Жена не могла надолго отрываться от ребенка.
Петербург в начале XX в.
Между тем в 1903 году Петербург все еще жил своей привычной размеренной жизнью. Ничто не предвещало бед, но эти беды давно уже зрели в глубине общества, зрел нарыв, названный революцией.
Петербург и Москва благоденствовали, не ведая, что истекают последние годы этого благоденствия. Благоденствовали, конечно, те, кто имел средства благоденствовать. Ведь рассуждения о безденежье литературного мира всегда несколько циничны. Просто литераторы жалеют свой цех. Вот, мол, и тот бедствовал, и этот.
Но ведь бедствовали ради своего творчества.
Как жил в этот период Толстой? Об этот лучше всего рассказал он сам в письме к матери в Самару, датированном 6 мая 1903 года. До нападения Японии на Россию оставалось чуть более полугода, а до так называемого Кровавого воскресенья, открывшего ящик Пандоры, было чуть более полутора лет.
Толстой писал: