— Большое прискорбие вызывает всё большая утрата духовничества, немало нареканий поступает на то, что большинство современных священников — требоисполнители, не способные чувствовать боль человеческого сердца как свою собственную, а потому не в состоянии уврачевать душевные раны приходящих к ним... Никакие исторические катаклизмы последних десятилетий не смогли полностью стереть в сердечной памяти нашего народа идеал Святой Руси. Как бы низко ни пал человек, в какой бы малокультурной среде он ни был воспитан, в глубине своего сердца, какой-то внутренней памятью он сознаёт, что есть другая, настоящая жизнь по правде Божией и эта жизнь — святость. И когда, терпя кораблекрушение при плавании по житейскому морю, или ища ответы на вопросы, которые ставит жизнь, или просто любопытствуя, русский человек оказывается на пороге православного храма, он ждёт, что здесь его поймут, здесь ему помогут, обласкают, ответят на возникший вопрос или, наконец, выслушают. Он этого ожидает, но далеко не всегда обретает. Часто у приходящего в храм человека возникает ощущение, будто он здесь чужой, никому не нужен и никому не интересен. Бывает, его так встречают, что на долгие годы, если не навсегда, человек зарекается ходить в храм. Всё, что так труднопереносимо в нашей обычной мирской жизни: формализм, бесчеловечность, грубость, бескультурье, — всё это производит особенно болезненное впечатление на вновь приходящего в храм человека, ожидающего, что там должна царить только любовь Христова. И потенциальные члены Церкви уходят. Русский человек уходит к заезжим миссионерам, многие из которых строят свою миссию на примерах тех отталкивающих впечатлений, которые возникли у этого человека в православном храме. Почему люди идут в секты? Неужели те скудные остатки христианства, которые присутствуют в их безблагодатном учении, привлекают туда крещённый в Православной Церкви русский народ? Нет, никто и ничто не может сравниться с Русским Православием ни в хранении Священного Предания, ни в благочестии. Вспомним хотя бы пребывание в Москве святых мощей великомученика и целителя Пантелеймона... Ни в одной стране мира не нашлось бы стольких миллионов людей, жаждущих приобщения к святыне. Так в чём дело? Только в одном. Сектанты научились принимать людей с лаской, а многие члены истинной Православной Христовой Церкви, даже священнослужители, не научились. Бесспорно, нагрузки современного пастыря не сравнимы ни с каким служением в миру. Священник не имеет права ни в отпуске, ни в выходные дни перестать быть пастырем. И должен, не щадя себя, всем и всегда давать «отчёт о своём уповании». Священник, как и всякий человек, имеет свои особенности характера и свойственные людям человеческие немощи, но при этом он не имеет права, как и всякий член Церкви Христовой, забывать, что Бог любовь есть и что только пребывающий в любви пребывает в Боге. Иными словами, когда мы с вами своей сухостью, усталостью, раздражительностью, незаинтересованностью, грубостью или невниманием отталкиваем приступающих к Церкви, ищущих дорогу к храму Божию, то мы тем самым уходим сами и уводим других от Бога. Не пора ли остановиться и опомниться? Настоятель и клир каждого храма обязаны создавать особые — хотелось бы подчеркнуть — особые условия для всех, даже случайно приходящих в храм. Большинство из нас выросло в условиях полуподпольного существования Русской Церкви, но теперь другие времена, и если мы с вами будем по-прежнему жить, как в гетто, из которого никуда нельзя выйти, то нашу потенциальную паству, наших крещёных православных русских людей похитят, разобщив, другие называющие себя пастырями, которые, по слову Писания, есть волки в овечьей шкуре.
С особой жёсткостью Предстоятель подходил к вопросу о мздоимстве, осуждал сребролюбивых настоятелей храмов, которые при этом не утруждают себя богослужебной нагрузкой и если служат, то только в праздничные дни, а от исполнения треб и вовсе уклоняются. Он возмущался, что при невысокой средней зарплате по стране в некоторых храмах за венчание берут втрое больше этой средней зарплаты. Да ещё и со всякими «накрутками» — отдельно священнику, отдельно диакону, отдельно хору, отдельно за ящик, за иконы, свечи, паникадило, ковры... Он требовал прекратить установление отдельной таксы за каждое написанное в проскомидийной записке имя. Храм Божий — храм молитвы, а не торговли, — напоминал он.