Как это происходило? Священника вызывали для беседы, обычно в райисполком, там оставляли с глазу на глаз с человеком, который и начинал вербовать. «Нет желания? Ну что ж, скоро о вас появится статеечка в газете, где будет сказано, что вы имеете доходы в три раза больше, чем обычные советские граждане. Хотите потерять паству?» Особо стойкие батюшки отвечали: «Верные мне прихожане не поверят и останутся при мне. А остальных и потерять не так жалко. А арестуете и посадите — мне только в радость пострадать за веру Христову!»
Могло быть и по-другому. Батюшка решал пойти на хитрость: «Я не враг существующего строя и очень люблю свою Родину. Ложных доносов от меня не дождётесь, но если я встречу человека, открыто враждебного нашей стране, обещаю немедленно поставить вас в известность». — «Именно этого мы от вас и хотели!» — радостно улыбался «человек в штатском», приходил в свой кабинет с магнитофонной записью, сделанной тайно, и писал в отчёте, что завербовал такого-то и такого-то, получив от него согласие на сотрудничество. И своему якобы агенту придумывал агентурное прозвище. Вероятнее всего, что именно по такой схеме 28 февраля 1958 года в архивах КГБ появилось прозвище священника Алексея Ридигера «Дроздов»: «Агент “Дроздов”, 1929 года рождения, священник православной церкви, с высшим образованием, кандидат богословия, в совершенстве владеет русским, эстонским и слабо немецким языками. Завербован 28 февраля 1958 года на патриотических чувствах для выявления и разработки антисоветского элемента из числа православного духовенства, среди которых он имеет связи, представляющие для органов КГБ оперативный интерес» («Отчёт об агентурно-оперативной работе КГБ при Совете министров Эстонской ССР за 1958 год», архив 5 отд. КГБ ЭССР).
Забегая вперёд, сразу нужно отметить, что в тех же архивах никому из недоброжелателей Святейшего при всех стараниях не удалось разыскать ни одного донесения, подписанного «агентом “Дроздовым”». Есть записи типа: «К выполнению наших заданий относится с желанием и уже представил ряд заслуживающих внимания материалов...», где-то что-то подтвердил, о ком-то что-то сообщил, по такому-то поводу кивнул... Но настоящие агенты давали признания и донесения, написанные собственноручно, как мы уже видели в случае с Осиповым и Парийским, там чёрным по белому писалось: уполномоченному такому-то от доносителя такого-то. Так что единственное, в чём можно обвинить Святейшего, что он не кричал: «Отойдите от меня! Я не желаю с вами иметь дело! Руки прочь!»
Студенты духовных семинарий автоматически попадали под колпак блюстителей спокойствия страны. Когда они становились слушателями академии, градус внимания к ним повышался, а когда они оканчивали высшее духовное учебное заведение и принимали священнический сан, то попадали уже в сферу неусыпного внимания. Занимая высокие должности в церковной иерархии, лица духовного звания и вовсе начинали привлекаться к сотрудничеству. Одни, подобно Осипову и Парийскому, становились доносчиками, но в основном священнослужители старались, идя на компромиссы, не идти против совести. Это в их повседневных делах являлось, наверное, самой трудной работой.
Покуда жива была советская власть, зубоскалам нравилось, перемигиваясь, усмехаться: «Знаем, знаем мы этих попов! У них у всех под рясами погоны!» Никаких погон, разумеется, не было и в помине. В худшем случае люди, далеко заходившие в своих компромиссах, становились активными осведомителями в страхе потерять должность, а то и свободу. Но чаще всего они соглашались сообщать о случаях откровенно враждебного отношения к стране и время от времени беседовали с представителями органов.
Вообще же сотрудничество с органами может быть разным, и непонятно, почему «ярлык» «агент КГБ» заведомо становится компроматом. Англичан ничуть не смущает то, что прекрасный прозаик Уильям Сомерсет Моэм являлся агентом английской разведки. Просто в сталинские времена человек, сотрудничающий с органами, чаще всего становился виновником арестов невинных людей, и это действительно накладывало на него иудину печать. Во второй половине XX века инициатором ложных обвинений становился только заведомый негодяй, желающий через сотрудничество с органами свести с кем-то счёты. А человек, по каким-то причинам оказавшийся «под колпаком у Мюллера», старался выкручиваться, чтобы и не показаться врагом, и не навредить кому бы то ни было.
Пожалуй, на этом можно и закрыть тему. Вернёмся к отцу Алексею и хрущёвской безбожной десятилетке.
— Чтобы уничтожить широко распространённую и, несмотря на гонения, сохранившуюся в народе традицию крещения детей, установили обязательную регистрацию паспортов родителей: сведения о состоявшихся крещениях детей непременно должны были сообщаться по месту работы родителей. Подчас это влекло за собой серьёзные последствия, вплоть до увольнений осмелившихся на этот, с точки зрения властей, антисоветский шаг. Власти запрещали причащение детей, не допускали их на богослужения в храмы, — вспоминал о тех временах Святейший уже в начале XXI века.