Алексий II

Что можно было бы ожидать, взойди тогда на Патриарший престол другой человек, иных взглядов? Не ровен час, и он бы поспешил провозгласить суверенитет Русской Церкви от Украинской и Белорусской, от приходов в Прибалтике и Молдавии, в Закавказье и в Средней Азии, в Японии, США, Канаде, Чехословакии, Польше, Западной Европе и Южной Америке! То-то была бы радость католикам и униатам! Но, слава богу, Предстоятелем Русской Церкви в те дни стал убеждённый монархист и державник, всю свою жизнь положивший на то, чтобы объединять, а не раскалывать.

В тот день, 12 июня, Святейший провёл пресс-конференцию в Даниловом монастыре, на которой говорил о единстве Церкви. Затем он и члены Синода с правого берега Москвы-реки перебрались на левый, прибыли в Кремль, где в Успенском соборе отслужили молебен, поклонились гробницам московских митрополитов и Патриархов, другим святыням. С самой Пасхи 1918 года здесь не проводилось никаких богослужений. Наконец, руководителей Церкви соблаговолил принять у себя руководитель государства. В своей короткой речи Патриарх подчеркнул самое важное, за что нужно бороться сейчас, в годину всеобщего обвала. Он говорил о патриотизме, когда всякие недоумки на каждом углу без устали повторяли: «Патриотизм — последнее прибежище негодяев», не понимая подлинного смысла этой фразы, что негодяй, загнанный в угол, рядится в тогу патриота для собственного спасения — чему примеры мы скоро увидим... Пока же, в разгар перестройки, слово «патриот» являлось ругательством, синонимом слов «фашист», «сталинист», «душитель» и, главное, — «антиперестройщик»!!!

Святейший говорил разрушителю державы о сохранении и развитии нашего общего Отечества, о мире и милосердии — тому, кто разжёг пожары межнациональных конфликтов, дав волю всевозможным «народным фронтам» проливать кровь своих соседей. Тбилиси, Цхинвал, Приднестровье, Баку, Душанбе, Ферганская долина, Прибалтика, Карабах, Ереван — все эти горячие точки вспыхнули на карте Советского Союза на рубеже 1989—1990 годов. И этот разжигатель вражды в том же 1990-м получит Нобелевскую премию мира.

Но с этим страшным человеком ему, главе Церкви, предстояло ещё встречаться, вести переговоры, добиваться от него новых поблажек. И нужно было ни голосом, ни взглядом не выказать своего презрения и ненависти. Тяжек ты, патриарший куколь!

Итогом той встречи стало возвращение Церкви святынь Соловецкого монастыря и разрешение на его возрождение. Вечером Патриарх и Синод вернулись в Даниловский монастырь, где прошла встреча и беседа с епископатом. Так завершился тот долгий и трудный день.

Вскоре Святейший отправился в Северную столицу на торжества, посвящённые прославлению в лике святых праведного Иоанна Кронштадтского. Верхний большой храм монастыря на Карповке только-только начали реставрировать. Малый нижний храм не смог бы вместить в себя и сотой доли петербуржцев, пришедших восславить своего святого. Благо что погода стояла ясная, хорошая, и торжества можно было провести под открытым небом. У монастырской стены возвели широкий деревянный помост, который устлали коврами, на нём поставили аналой с двумя большими иконами — Христа Спасителя и праведного Иоанна. К торжествам иконописцем Ириной Владимировной Волочковой был написан трогающий душу сердечный образ народного батюшки — поясной и прямоличный, в зелёной фелони, с золотым наперсным крестом; десница указует на потир, который святой держит в левой руке. И вот, стоя перед этими иконами, Святейший Патриарх, архиереи и хор ленинградского духовенства возгласили:

— Святый праведный отче наш Иоанне, моли Бога за нас!

На другой день Святейший отправился к блаженной Ксении, отслужил молебен у её могилы на Смоленском кладбище. 16 июня — ещё одно важное событие: молебен в Казанском соборе пред мощами Зосимы и Савватия Соловецких, только что возвращёнными Церкви. В тот же день мощи были перенесены в Свято-Троицкий собор Александро-Невской лавры, где Святейший совершил при них всенощное бдение, а в августе 1992 года они отправятся на Соловки.