Алеша Джапаридзе

17 августа созывается общегородская партийная конференция. Появление на трибуне Алеши — делегата съезда, кандидата в члены Центрального Комитета было встречено присутствовавшими восторженно. Долго не давали ему начать говорить. Смущенный и обрадованный таким горячим приемом, он стоял на трибуне и всматривался в лица людей, ставших ему братьями. В эту минуту он почувствовал, что любит их еще сильнее и готов для них сделать все, не пожалеет даже самой жизни.

Вот овация утихла, а Джапаридзе все еще не может произнести ни слова: ком стоял у него в горле. Справившись с волнением, он сказал:

— Товарищи! Друзья мои!..

Речь его продолжалась два часа, но и за это время он «не был в состоянии исчерпать весь интересный материал», как писала потом газета «Бакинский рабочий».

Разумеется, Джапаридзе рассказал прежде всего об итогах съезда, о его решениях и их историческом значении в борьбе за победу социалистической революции. Слова его дышали верой в то, что революция эта назрела и близок час ее свершения.

Алешу слушали затаив дыхание. А когда он заговорил о Ленине и стал объяснять, почему Владимир Ильич не был на съезде, кто-то ехидным голосом выкрикнул:

— Ты лучше объясни, почему Ленин не явился на суд! А надо бы…

Джапаридзе на мгновение чуть не задохнулся от возмущения. Затем громко крикнул:

— Товарищи! Это говорит провокатор!

В зале произошло неописуемое волнение: люди вскакивали, что-то выкрикивали, потрясая кулаками. Наконец стало тише. Несколько партийцев из рабочих подхватили человека в замасленной одежде, но с лицом и руками такими чистыми, каких не бывает у нефтяников. Его выдвинули вперед:

— Узнаешь, Алеша?

Джапаридзе всмотрелся и тотчас признал в нем помощника управляющего нефтепромыслами Ротшильда, известного в городе эсера.

— Вон провокатора! Утопить в нефти! — раздались гневные голоса.

Но Алеша твердо сказал:

— Большевики не устраивают самосудов! Выгоните его, товарищи, и пусть он на всю жизнь запомнит это!

Перед провокатором распахнулась дверь. Вобрав голову в плечи, он мгновенно удрал.

А Джапаридзе поднял руку и сказал:

— Я все же отвечу на вопрос, хотя и задал его предатель. Товарищ Ленин не явился на суд потому, что такова была воля партии. Этот вопрос обсуждался на съезде, и делегаты вынесли единодушное постановление: оградить нашего вождя от судебной расправы… помолчал, как бы собираясь с мыслями, потом, сдвинув брови, продолжил — А теперь, товарищи, давайте поговорим о предателях.

Всю остальную часть речи Алеша посвятил одному необходимости вести постоянную энергичную борьбу против контрреволюционеров, против предательской политики меньшевиков и эсеров, дашнаков и мусаватистов.

Потом стали задавать вопросы.

— А как насчет окончания проклятой войны, Алеша? Скоро ли будем замиряться с германцем? — послышался чей-то простодушный голос.

Вот это правильный вопрос, уместный, и я с удовольствием на него отвечу, — весело проговорил Джапаридзе. Вопрос об империалистической войне был одним из важнейших вопросов, обсуждавшихся на съезде. По нему принята резолюция, состоящая из десяти пунктов. Вы ее прочтете, когда будут опубликованы решения съезда. Мне же особенно запомнилась одна фраза из десятого пункта этой резолюции. Вот, послушайте, — и полуприкрыв глаза, он медленно, по памяти прочитал: — «Единственным способом действительно демократической ликвидации войны для международного пролетариата является… завоевание им власти, а в России завоевание ее рабочими и беднейшим крестьянством».

Раздались рукоплескания и единодушные возгласы:

— Долой войну! Долой Временное правительство! Да здравствует социалистическая революция! Ура!..

Дома Алешу ждала его верная подруга Варо. Но он в тот день толком и не поговорил с ней. Едва перекусив, принялся писать статью «Впечатление съездовца». Она печаталась потом в трех номерах «Бакинского рабочего».

В конце августа в Баку побывал (проездом в Тифлис) посланец ЦК — Орджоникидзе. На привокзальной площади его встретила восторженная толпа, и он выступил с речью. Когда митинг окончился, к оратору подошел Алеша. Обняв товарища, он попросил:

— Серго! Будь другом, поедем в Забрат, скажи несколько слов тамошним рабочим.

— Разве можно отказать другу! — заулыбался Серго, — Как я ни тороплюсь, а просьбу твою выполню.

В Забрате, как и на привокзальной площади, Серго, великолепный оратор, говорил рабочим о положении в стране, призывал их вести решительную борьбу с обнаглевшей контрреволюцией.

А после митинга, как ни сопротивлялся Серго, ссылаясь на отсутствие времени, Алеша уговорил его заехать к нему домой, закусить с дороги, отдохнуть.

— Лобио угощу, хачапури! — говорил Алеша по дороге, — Сознайся, давно не пробовал грузинских блюд?

— Ох, и не говори! — сокрушенно качал головой Серго. — У нас в Питере основная пища теперь — шрапнель.

— Шрапнель? А! — догадался Алеша. — Пшено! Меткое словечко. У нас в Баку положение тоже тяжелое. Цены на продовольствие возросли раз в десять, хлебный паек рабочих нефтепромыслов уменьшился до полфунта в день, да и то женщины с ночи становятся в очередь.