Альфа-женщина

– Я на работе нахожусь!

– А я нет. Приходите ко мне на работу и сможете убедиться в том, что я всегда соблюдаю правила хорошего тона.

– Господи, вы же интеллигентная женщина! Ученый! Доктор не каких-нибудь там, а педагогических наук! Педагогических!

– Что, по-вашему, несовместимо с употреблением ненормативной лексики?

– Разумеется!

– Как вы ошибаетесь! Матерятся все, причем люди интеллигентных профессий так же охотно выпускают пар, как и укладчики шпал. В московских пробках научится материться лауреат конкурса имени Чайковского и романтический поэт, девочка-скрипачка и рафинированная дама, чьи предки голубых кровей веками носили графский титул. Суть нашей теперешней жизни невозможно выразить нормальными словами. Зато есть одно словечко, которое подходит в точности. Это полный…

– Замолчите!

– Молчу, молчу… – Я демонстративно зажала ладошкой рот. Ишь! Неприличные слова ему не нравятся! А как я еще могу выразить свое отношение к тому, что со мной происходит? Каким таким словом? Пятнадцать лет за решеткой! Это и есть полный… Молчу-молчу.

– Вы считаете ваше поведение нормальным?

– Абсолютно.

– Нормальные людей не убивают.

– Но я никого и не убивала.

– А вот свидетели утверждают обратное.

– Зовите.

– Как? Вы знаете, что они здесь? Вы их видели?

Я не стала говорить ему, что сейчас увижу этих людей впервые. Им заплатили. Или запугали. Они будут врать. Ну, так я вру лучше.

Они вошли, тонкий и толстый. Большой и маленький. Лица загорели до черноты. Негры прямо, а не молдаване! Застыли в дверях. Не ожидали, что я так выгляжу? Вам сказали: доктор педагогических наук, по возрасту в бабки годится. У меня и в самом деле могли бы уже быть внуки. Если бы у меня были дети. Но у меня нет детей, и я не бабка. Я никогда не выглядела как бабка. И даже как тетка. Ко мне до сих пор обращаются: девушка.

Увидев вместо педагогини девушку, они растерялись. Что же им мое фото не показали? Судя по тому, что и недели не прошло, сценарий написан небрежно. Главная улика – пистолет. Остальное – детали.

«Детали» явно мялись и к разговору были не готовы.

– Садитесь, – раздраженно сказал Ярослав Борисович. Я его все-таки подзавела.

Они присели, оба на самые краешки стульев. И заерзали, косясь на мои ноги. Сколько они уже без женщин? Все их жесты выдают крайнюю неуверенность в себе. Я нарочно развернулась всем корпусом, отодвинулась от стола и выставила на обозрение ноги в ажурных сапогах.

– Вам знакома эта женщина? – спросил Глебов.

Толстый покосился на мои коленки и судорожно сглотнул:

– Точно так, начальник.

– Обращайтесь ко мне: гражданин следователь. Или Ярослав Борисович. Так вы ее видели?

Оба кивнули.

– Опишите, как, когда, при каких обстоятельствах.

– Да с месяц назад, – сказал один.

– Двадцатого июня, – выпалил другой. Я сразу поняла, что он идиот законченный, в отличие от первого, находящегося по своему умственному развитию в умеренной степени идиотизма.

– Вы так точно запомнили дату? – насторожился Глебов.

– Так нам это… того… Зарплату в тот день давали! – переглянувшись с товарищем, сказал умеренный идиот.

– Хорошо. Где вы видели эту женщину?

– Мы на стройке работаем, – затянул тонкий. – Живем там, начальник Ярослав Борисович. Приезжие мы. Регистрация есть, не сомневайтесь. Хозяин у нас хороший…

– Переходите к делу, – нетерпеливо сказал Глебов. Мальчишка, да дай ты им к ногам моим привыкнуть, а то ляпнут чего не то.

– Так вот, отработали мы, аванс получили и двинули в магазин. А в конце улицы богатый дом стоит.

– Триста пятьдесят квадратных метров, – кивнул толстый.

– Вы что, его измеряли? – не удержался Глебов.

– Мы ж строители! – обиделись они. – Там горячие полы во всех трех ванных и плитка цвета карамель со сливками внизу на кухне.

– Вы что, там были?

– А как же!

Я кусала губы, чтобы не рассмеяться. Свидетели! Значит, вас водили в дом Курбатова. Там и давали инструкции.

– И что было двадцатого июня?

– Так это… – тонкий скосил взгляд на мои коленки. – Убийство было.

– Кого убили? Кто?

– Да вот эта баба, – кивок на мои сапоги, – хозяина грохнула.

– Вы это видели?

– А как же! В окошке свет горел. Вот и мы подошли.

– Зачем?

– Так это… кричали!

– А почему полицию не вызвали?

– Так мы это… вызвали.

– Вечером двадцатого июня звонок в дежурную часть не поступал, – сказал Глебов, заглянув в свои бумаги. – Труп нашел сын потерпевшего уже под утро, когда вернулся из ночного клуба.

– Мы хотели вызвать, – нашелся тонкий. – Но потом подумали: кто ж нам поверит? Уж если будут копать…

– В смысле искать убийцу?

– Точно, начальник Ярослав Борисович.

– Вы видели, как она стреляла?

– А как же!

– Что на мне было надето? – спросила я.

Они растерянно переглянулись.

– Че-то я не понял… – протянул толстый.

– Из одежды что? Юбка, брюки?

– Да мы тебя, дамочка, не рассматривали, не до того было.

– Я понимаю, что вы мужчины. Женская одежда не ваш конек. И ситуация двусмысленная. Поэтому я и не прошу подробностей. Простой вопрос: юбка или брюки?

– В самом деле, – встрял Глебов. – Подробностей не надо. Но юбка или брюки… Кто-то из вас должен был это запомнить.

Я положила ногу на ногу.