Алфавит грешника. Часть 2. Было Не было Могло

Выпал я из братвы, как птенец из гнезда,
Просто выброшен был чужаком-кукушонком,
И сменилась моя путевая звезда
Фонарём над тюремною шконкой.

Мне бы к воле уйти потаённым путём,

Оторвавшись от вохры, стоящей по кругу,
Чтобы встретить того, кто с позорным ментом
Расплатился за сучью услугу.

На него посмотреть бы единственный раз,

Если сможет он выдержать взгляда,
Засмеяться и выстрелить точно меж глаз,
Или вы пожалеете гада?

«Вырвать ноздри бы мне да на лбу…»

Вырвать ноздри бы мне да на лбу
Выжечь буквами крупными – «грешник»
За бесчинства мои и гульбу
В годы матери слёз безутешных.

Всё хотелось мне сразу, за так,

Где с согласья, где силой, где ложью,
Презирая простых работяг
С их надеждою в милости божьи.

А как нравилась мне хрипотца

Песен, мною пред бабами петых,
Вопреки поученьям отца
И его дальновидных советов,

Чем в пылу жизни я пренебрег,

Словно дьявольской тронут печатью,
По себе меря времени бег,
По себе выбирая занятья.

Сам, собой, о себе, для себя,

До кусочков, крупиц и осколков,
И вину свою усугубя,
Не исполнил сыновьего долга.

Без меня умирали они,

От дитя своего дорогого
Не дождавшись в последние дни
Ни гроша, ни последнего слова.

Вырвать ноздри бы мне да на лбу

Выжечь спицей калённой – «изменник»,
За бесчинства мои и гульбу,
За родителей, мной убиенных.

«Выслушивает молча бог…»

Выслушивает молча бог,
Как ему ангелы глагольше:
«Он сделал всё, что только мог,
Не меньше и не больше».

Когда на деле, не в кино

Иль на магическом концерте,
Власть вместе с чернью заодно
Смогли его добиться смерти.

Но он не сдался просто так,

Он до последнего мгновенья
Пытался, разгоняя мрак,
Приблизить время пробужденья

Страны, народа и умов,

В надежде дармового сыра
Опоенных дурманом слов
Продажного телеэфира.

Он не жалел души своей,

А с нею сил – до истеченья
Положенных судьбою дней
Той самой кожею шагренью.

Чтоб вырвав с корнем из души

Безволие с совковым страхом,
Не извиваться, как ужи
И не дрожать, подобно птахам.

Да, он исполнить не сумел

Задуманное в полное мере,
Не докричал и не допел
О нашей непотребной эре.

Но в гуле кованных сапог,

Под крик служилых уберменшей,
Он сделал всё, что только мог,
Не больше и не меньше.

Г

«Гадай, цыганка, картами шурша…»