Альфеус Хаятт Веррилл. Повести и рассказы

Сделав знак своему спутнику, что я хотел бы, чтобы парни продолжили свою работу, я подошел к ближайшей каменной плите. Это была та же мелкозернистая беловатая порода, из которой был построен город, и на ней, там, где их бросили камнерезы, лежали несколько маленьких молотков, долота и инструмент, похожий на тесло. То, что они были не из бронзы или какого-либо сплава меди, я понял с первого взгляда. Они были цвета закаленной стали и казались смехотворно маленькими для обработки этого твердого камня. Если эти люди использовали сталь, значит, я действительно сделал открытие, и, намереваясь заняться этим вопросом, я взял один из инструментов, чтобы изучить его. Как только я поднял ее, у меня вырвался невольный возглас удивления. Молоток, хотя и был едва ли больше обычного гвоздодера, весил целых десять фунтов! Он был тяжелее, чем если бы был сделана из чистого золота. Был только один известный металл, который мог быть таким тяжелым, и это была платина. Но это не могло быть платиной, потому что этот металл мягче золота и был бы не более полезен для резки породы, чем свинец. Инструменты, однако, были, несомненно, твердыми – полированная поверхность головки молотка и долота, а также не поцарапанные острые края последнего свидетельствовали об этом, и, желая проверить их твердость, я поднес долото к скале и резко ударил по нему молотком.

Я снова вскрикнул от удивления, потому что зубило врезалось в камень на целых полдюйма! Оно разрезало его так же легко, как если бы камень был сыром!

Что это было за чудо? Какая магия заключена в этих инструментах? И тогда тайна открылась мне, и мгновенный осмотр камня подтвердил мои подозрения. Дело было не в том, что инструменты были такими твердыми или острыми, а в том, что камень был мягким – настолько мягким, что я мог легко разрезать его своим карманным ножом. Похожий на воск землистый камень, который, несомненно, твердел под воздействием воздуха, точно так же, как коралловый камень на Бермудах, который может быть добыт в карьере с помощью пилы и даже строгания, но после воздействия стихии становится твердым, как известняк. Тем не менее, инструменты были намного тверже любого металла, не исключая закаленной стали, и некоторое время я ломал голову над этим вопросом, наблюдая, как рабочие, теперь уже несмотря на их страх и обожание, умело вырезают и выравнивают каменные блоки. Это была еще одна загадка, которую я не мог разгадать, и только много времени спустя, когда был проведен тщательный анализ металла, я узнал правду. Металл представлял собой сплав платины и иридия – одного из самых твердых из всех известных металлов.

Когда мы покинули карьер и направились к городу, я заметил огромный акведук, протянувшийся через землю с кажущегося сплошным горного склона прямо над карьером. Я мало задумывался о том, как люди добывали воду здесь, в кратере. Но теперь стало очевидно, что она была подведена из какого-то источника по каменному каналу. Мне было очень любопытно узнать, откуда она взялась, поскольку я не мог представить, как река, озеро или источник могут существовать на краю кратера. Я хотел продолжить исследования, но надвигалась темнота, я устал и отложил дальнейшие изыскания до другого дня.

Хотя, полагаю, я должен был быть благодарен за то, что вообще мог общаться с людьми, я остро ощущал отсутствие привычной формы общения, поскольку язык жестов был ограничен, и я не мог получить информацию, которую я так желал, о многих вопросах, которые меня озадачивали.

В ту ночь больше ничего интересного не произошло. Меня снабдили едой, я крепко спал и проснулся только после того, как женщины принесли мне завтрак. Очень скоро после этого меня вызвал в тронный зал Зип, так я называл своего спутника, и мне снова пришлось зажечь спичку и выкурить трубку в пользу короля. На этот раз рядом с ним был второй высокопоставленный персонаж – угрюмо выглядящий горбатый карлик с красными злобными глазами и жестоким ртом, – который, как и король, ходил на ногах. По его искусно украшенным белым одеждам и похожей на митру короне из перьев кетцаля на его седой голове я заключил, что он был верховным жрецом, поскольку в рисунках на его костюме и форме короны я увидел явное сходство с ацтекскими жрецами, как показано на изображениях этого народа. Более того, я знал, что кетцаль, или блистательный трогон, был священной птицей ацтеков и майя, и, хотя я знал, что он распространен в северных районах Панамы, я никогда не слышал о его появлении в Дарьене, факт, который еще больше подтвердил мою уверенность в том, что эти люди были ацтекского происхождения. Но если бы это было так, то оставалось загадкой, почему они были такими низкорослыми, уродливыми и физически дегенеративными, поскольку и ацтеки, и майя были могущественными, хорошо сформированными народами. Единственным решением, которое я мог придумать, было предположение, что изоляция и смешанные браки на протяжении веков привели к таким результатам.