В начале июля 1870 года Альфред Нобель вернулся на свой завод в прусском городке Крюммель, также после нескольких недель на курорте. В отдыхе изобретатель очень нуждался. Минувший год дался ему тяжело. Он уже начал привыкать, но невзгоды все же отнимали много сил.
Ужаснее всего был несчастный случай в Крюммеле в начале мая. От здания завода остались лишь гора обломков, погибло пятеро сотрудников. Среди них и молодой шведский химик Ратсман, принятый в шведскую компанию вскоре после взрыва в Хеленеборге в 1864 году, его совсем недавно переманили в Крюммель.
С тяжелым сердцем Альфред воспринял известие о его смерти. В отчаянии он пытался понять и объяснить, почему происходили взрывы, но, поскольку никто из свидетелей не пережил несчастья, установить причину не представлялось возможным. Самого его в тот момент на месте не было. Однако местные власти умели складывать два и два. Три взрыва с человеческими жертвами в Крюммеле, это уже нельзя было списать на невезенье. Началось скрупулезное расследование, всякое производство временно приостановили3
.Мама Андриетта в Стокгольме испытала все муки ада, пока не узнала, что Альфред жив и не пострадал. Опасная деятельность сына держала ее в постоянной тревоге. После каждого очередного взрыва она благодарила Господа за то, что «и на этот раз мальчик остался в живых»4
.Между тем деятельность компании в Америке продолжала доставлять Альфреду все новые заботы. Ни компания на восточном побережье, ни компания на западном пока не вышли на серьезные объемы продаж, зато теперь оба предприятия втянулись в затяжную перепалку по поводу того, кто из них имеет права на патент. Полковник Шаффнер снова перестроился, но был так же далек от правды, как и раньше. Теперь Шаффнер пытался доказать, что динамит изобрел он сам – и задолго до Альфреда Нобеля. Письмом он известил конкурента, что Альфреду грозит новое дело о краже патента5
.Альфреду Нобелю исполнилось 36 лет. С того момента, как он запатентовал динамит, прошло уже несколько лет, однако пока мало что предвещало удачу. В Европе одна страна за другой вводили запреты на перевозку нитроглицерина. Мало кто воспринял информацию о том, что его новый продукт гораздо надежнее как при использовании, так и при транспортировке. Горняки же видели другие причины для сомнений. Альфред знал об их недовольстве тем, что его новый динамит гораздо слабее, и это всего лишь разбавленный нитроглицерин6
. Весной 1869 года денег у него по-прежнему не водилось. «Мне бесконечно больно сознавать, что я ничем не могу помочь старикам», – сетовал он в письме Роберту в начале марта7.Темная полоса в жизни семейства Нобель оказалась совсем черной – вскоре жизнь брата Людвига была разрушена семейной трагедией. В мае 1869-го его жена Мина родила дочь, но заболела родильной горячкой. Менее чем две недели спустя и девочка, и любимая жена Людвига умерли. Мине было всего 37. «Воспоминание о безутешном супруге, о детях, окруживших гроб матери, никогда не изгнать из памяти», – писала в письме Роберту петербургская учительница8
. Людвиг был вне себя от горя. К тому же он тревожился за будущее. После внезапной смерти Мины он остался один с тремя детьми – 10-летним Эмануэлем, 7-летним Карлом и 3-летней Анной. Как он со всем этим справится? Да и как воспитывать детей?В этой ситуации его мысли обратились к детству. Бывали времена, когда им с братьями жилось очень трудно. В школу они ходили недолго, у всех троих имелись пробелы в образовании. Но лучше ли вышло бы, если бы им выпало беззаботно плыть по жизни, полноценно отучиться в школе и университете? По мнению Людвига, нет. «Несовершенство нашего воспитания имело те плюсы, что не убило в нас ни любознательности, ни умения рассуждать», – философствовал он в письме Роберту. «Что касается меня самого, я считаю, что те скромные моральные и интеллектуальные ценности, которыми мне довелось обладать, это результат тех невзгод и страданий, в которых я с самой ранней юности наблюдал нашу любимую матушку, а потом испытал и на собственной шкуре, – продолжал Людвиг. – Как применить такое на собственных детях?»9
Надо сказать, что не только умение переносить тяготы передавалось по наследству в семье Нобель. С таким же успехом Людвиг мог бы упомянуть фантазию и творческую жилку папы Иммануила, эти качества с лихвой достались всем трем братьям. Правда, ныне у сыновей скорее учащался пульс, когда обездвиженный, страдающий от скуки Иммануил выдвигал очередной безумный проект. Как недавно, когда Иммануил (явно под впечатлением от строительства Суэцкого канала) совершенно всерьез предложил прорыть канал через всю Швецию и Норвегию, чтобы отвести воды Гольфстрима в Балтийское море, сделав тем самым «Скандинавию и Финляндию теплыми странами».
«Буянил бы старик поменьше, ибо ему полезно больше отдыхать, иначе он совсем потеряет рассудок, – жаловался в тот раз Альфред. – Что же касается тепла в несчастной стране [Финляндии], то лично я больше верю в каминные печи и красивые глаза»10
.